– Что… понимать? – Умбарт стоял у окна, заложив руки за спину. Лицо его покрылось лиловыми пятнами.

– Вы прекрасно знаете, что я имею в виду! Может, доставить сюда вашу австрийскую аристократку на очную ставку? Или вас к ней? Но уже в подвал гестапо? Что вы молчите, как новорожденный с развязавшимся пупком?

Такого натиска Умбарт не ожидал. Наоборот, он сам приготовился к яростной атаке на Скорцени, требуя извинений и угрожая рапортом на имя командования. Хотя отлично понимал, что, выбирая, кого из штурмбаннфюреров наказывать, командование, конечно же, остановится на корсиканском ослике Умбарте. Но теперь до него дошло, что «первый диверсант рейха» упредил его. И не только во времени. У Скорцени свидетели и союзники, а у него в запасе только австрийская аристократка-любовница… Которая еще неизвестно как повела себя.

– Господин Скорцени, – Умбарт почти с ненавистью взглянул на Норвига, затем на Фройнштаг. – Очевидно, произошло одно из тех недоразумений, которые нетрудно уладить. Если, конечно, мы остались бы тет-а-тет.

– В таком случае мы с гауптштурмфюрером Норвигом выйдем, – сразу же взял инициативу в свои руки Родль, как всегда решивший, что все конфликты должны завершаться дипломатическим отступлением обеих сторон на заранее подготовленные позиции. Он вежливо положил на стол перед Скорцени пистолет Умбарта и, кивнув Фройнштаг, вышел за дверь. Норвиг – худощавый, по-женски узкоплечий флегматик – последовал за ними.

– Садитесь, Умбарт, – взвесил на ладони пистолет штурмбаннфюрера Скорцени. – Вам объяснить, что произошло, или вы уже все поняли?

– Кое-что мне объяснил ваш адъютант. Кстати, настоящий офицер.

– Не стоит расхваливать моего адъютанта. Мне прекрасно известны все его несомненные достоинства, – прервал комбата «первый диверсант рейха». Они уселись по разные стороны стола, но пистолет Умбарта все еще покоился в огромном кулаке Скорцени. – Почему вы скрыли от меня, что связаны с целой подпольной группой австрийских сепаратистов, Умбарт?

– Но я не связан ни с какой такой группой… – Скорцени показалось, что зубы штурмбаннфюрера застучали, словно от неуемного холода.

– В которой одну из ролей играет ваша любовница Марта фон Эслингер. В перестрелке у виллы «Камаче» нам пришлось слегка ранить ее, но боюсь, что последнее слово в этой стычке скажет палач.

– Фон Эслингер ранена?! – лицо Умбарта мгновенно посерело, будто его вылепили из низкопробного цемента. – Она… Рана серьезная?

– Видите ли, дорогой штурмбаннфюрер, мне довелось только стрелять в нее, оказывать медицинскую помощь придется кому-то другому. Улавливаете разницу, дьявол меня расстреляй? Правда, судя по тому, что схватилась она не за грудь, а за предплечье, шансы выжить у нее все же есть. Вопрос в том, кто ими воспользуется: вы или следователь гестапо. И остаются ли хоть какие-то шансы лично у вас?