– Монах Тото?

Архиепископ не спешил. У него оказалось достаточно времени, чтобы дождаться, пока глаза папы выдадут его: «Постой-постой… Тото?»

– Я не оговорился. Монах Тото. Орден христианских братьев. Ваш нунций, архиепископ Грельяни, должен помнить этого брата.

– Хорошо, я расспрошу Грельяни. Возможно, он действительно вспомнит.

– Так вот, монах Тото появится завтра. Если, конечно, согласитесь принять его.

– Естественно, приму.

– Уверен: он сумеет убедить вас. Хотя бы в том, что вы должны немедленно принять все меры предосторожности. Монах Тото – так он представится… – в последний раз напомнил ему архиепископ Шарден, мстительно улыбнувшись.

Наконец-то он сумел вернуть папе свой тягостный долг.

15

15

– Это правда, поручик? Вас действительно арестовали за то, что отказались сжечь хутор? Расстрелять хуторян и сжечь его?

– Рашковский растрепался? Провинциальный мерзавец. Мало того, что посадил меня в одну камеру с партизаном. Так он еще и… Вас это не должно интересовать, лейтенант! – вдруг заорал Розданов, поднимаясь и подступая к Беркуту. – Вас это никоим образом не должно интересовать! И не смейте задавать мне вопросы!

– Почему же не должно интересовать? Насколько мне известно, хуторян хотели казнить за связь с моим отрядом. Связь с Беркутом. А вы отказались выполнять этот приказ. Нет, сударь, меня это касается самым непосредственным образом. Не возьму в толк, почему вы решились на этот шаг.

– Не смейте задавать мне вопросы! – пошел на лейтенанта Розданов.

Беркут не мог понять, почему он так возбужден. За дни, которые они провели вместе, в таком состоянии он видел его впервые. Даже после изнурительных многочасовых допросов с избиением Розданов обычно внешне оставался спокойным.

– А ведь в сущности мы с вами пострадали за одно и то же – за сопротивление оккупантам.

– Это-то меня и бесит, господин сталинский комиссар! Ибо не желаю ни страдать заодно с вами, ни сидеть в одной камере, ни, тем более, умирать. Каждый раз, когда я попадаю к этому провинциальному мерзавцу Рашковскому, я требую только одного – чтобы убрал вас из этой камеры.

– Представляю себе рожу Рашковского, когда он слышит ваши просьбы, – обронил Беркут.

– Но, похоже, этот провинциальный мерзавец специально свел нас, чтобы поиздеваться над белым офицером. Да и над вами тоже. Эй вы, ублюдки! – метнулся он к двери. – Я требую убрать отсюда этого комиссаришку! Охрана! – сотрясал кулаками дверь. – Вызвать сюда начальника полиции! Я офицер, я служу рейху и требую, чтобы меня содержали отдельно от партизан!