– Итальянская, синьора, итальянская. Но о том, что вас зовут Марией Сардони, я уже слышал.

– Кстати, вы забыли обратиться еще к одному, очень надежному, источнику.

Скорцени вопросительно взглянул на девушку. Изгнание из виллы-замка Карпаро явно пошло ей на пользу. Она убийственно похорошела. А эти ожившие томные глаза с вишневой поволокой…

– Лично ко мне.

– И вы, конечно же, откровенно поведали бы, кто вы, откуда появились в Риме и на вилле, на кого на самом деле работаете, – саркастически поиграл желваками Скорцени. – Если бы вы действительно поступили таким образом, я перестал бы ценить вас как разведчика.

– Господи: «ценить как разведчика». Думаете, для меня это важно?

– Если нет, то это не делает вам чести.

– Но бог мой, я рассказывала бы о себе не штурмбаннфюреру СС, а инженеру Отто Скорцени.

74

74

Мария-Виктория сделала несколько жадных глотков и по-мужски припечатала бокал к столику, чуть не пролив при этом остатки вина. Скорцени заметил, как она нервничает.

«Не надолго же хватило ее выдержки и блефа», – подумал он, поняв, что на виллу Мария-Виктория прибыла одна. Никого, кто бы подстраховывал ее, поблизости нет. Если не считать человека, ожидающего где-то неподалеку, у машины. Который не в счет.

– То, что я вам только что сказала, – правда. Я – княгиня Сардони. Ближайшие месяцы проведу на вилле Орнезия. Говоря об этом, надеюсь, что вы не станете пускать своих людей по моему следу. А если и вздумаете прибегнуть к такому способу, то по крайней мере мои признания избавят вас и ваших людей от лишней траты времени.

– Уж не вообразили ли вы, что, завершив операцию, связанную с папой, Главное управление имперской безопасности все свои лучшие силы бросит на расправу с некоей Катариной Пьяцци, она же Мария-Виктория княгиня Сардони?

– Можно подумать, что до сих пор вы стреляли исключительно в пап, президентов, маршалов и императоров, – устало произнесла Сардони. – И хватит об этом. Я рискнула появиться на вилле Карпаро только потому, что… – замялась она, – очень хотелось повидаться с вами. Меня привело сюда только это и ничто другое.

– Я не знаю, как следует реагировать на такие признания коллеги, – честно признался первый диверсант рейха.

– Хотелось бы, чтобы не так, как на признания синьориты Фройнштаг.

Скорцени великодушно промолчал.

– Я меняю способ жизни. Возвращаюсь в тот круг, в котором, собственно, и должна была вращаться все эти годы. Так оно и было бы, если бы не некоторые обстоятельства.

– Война, – понимающе кивнул Скорцени, настраиваясь на разговор в том тоне, какой предлагала Мария-Виктория.