После того как я распрощался с директором Аль-Мабахит Аль-Амма, один из черных внедорожников отвез меня в ближайший город, где находилось хорошо охраняемое здание американского консульства. Картер, резидент ЦРУ в Бейруте, заранее позвонил и сообщил о моем прибытии, поэтому я достаточно быстро миновал всевозможные барьеры и посты охраны.

Когда я вошел внутрь, молодой дежурный офицер предположил, что я нуждаюсь в ночлеге, и хотел провести меня в комнату для гостей. Однако я остановил его на пути к лифту, сказав, что хотел бы воспользоваться телефоном в так называемой «зоне бурь» – той части здания, которая была спроектирована специально, чтобы предотвратить электронную прослушку. Хотя мы с ребятами из Аль-Мабахит Аль-Амма и расстались друзьями, это вовсе не означало, что я им доверял.

Дежурный офицер сомневался, как ему поступить, наверное теряясь в догадках, кто я на самом деле, но все же начал открывать электронные замки на взрывозащищенных дверях, ведущих вглубь здания. Мы прошли пост внутренней безопасности, что ясно свидетельствовало: далее начинается зона, оккупированная ЦРУ. И вот наконец я оказался в маленькой комнате, где имелись только письменный стол и телефон. Сами понимаете, мебель в этом помещении, замечательном лишь своей совершенной звукоизоляцией, была вроде как и ни к чему.

Затворив дверь, я привел в действие электронный замок, взял трубку и попросил оператора соединить меня с Овальным кабинетом.

На другом конце провода ответили сразу же, и я услышал голос президента. Чувствовалось, что Гросвенор страшно устал, но настроение у него было приподнятое: он ждал хороших новостей. Я ведь обещал им с Шептуном, что добуду полное имя Сарацина, дату его рождения и, возможно, даже фото. Мне действительно удалось найти все это, только я не ожидал, что мои сведения окажутся бесполезными.

Шептун взял трубку параллельного аппарата. Думаю, по моему мрачному приветствию он сразу понял, что у меня плохие новости. Как и любой хороший резидент, он научился правильно оценивать малейший нюанс поведения своего агента.

– Что случилось? – спросил Шептун строгим голосом.

Я изложил факты холодно и откровенно, как подают сводки происшествий в ежедневных газетах. Сказал, что, несмотря на все усилия и огромные надежды последних часов, у нас нет ничего для дальнейшей работы. Абсолютный ноль.

Повисла ужасная тишина.

– Только что мы владели ситуацией, и вдруг все рухнуло, – наконец произнес Шептун. – Это провал…

– Полное банкротство, и как не вовремя, – добавил президент опустошенным голосом, лишенным всякого проблеска надежды.