– Здравствуйте. Я думал, вы приедете раньше.

– Обстоятельства.

– Да. Да…

– У вас дело ко мне?

– Вы были другом Василия. Он вас очень ценил и…

Хабаров не дослушал.

– Какая теперь разница?

Он отвернулся и пошел по заснеженной главной аллее в конец кладбища. Он был совершенно один. Он шел медленно, сосредоточенно глядя куда-то вдаль, слушая шепот ветра в кронах берез и мерный скрип снега под ногами.

Свежую могилу Хабаров увидел издали. Увидел и сбавил шаг. Мерзлые комья рыжей глины, то маленькие, то большие, были свалены продолговатой горкой – рыжей кляксой на белом снегу. Горка была неуклюже прикрыта четырьмя венками и еловыми ветками. Между венков стояла серая металлическая табличка с написанными коряво черной краской номером и фамилией.

Хабаров достал телефон, набрал номер.

– Реваз? Хабаров. Приветствую тебя, дорогой! Я тут вспомнил, у тебя мастерская по изготовлению памятников есть. Заказ срочный. Черный гранит: памятник, гробница. Реваз, и чтобы установить. Здесь глина, так что песку придется подвезти. Я завтра заеду, привезу фотографию и текст, рассчитаюсь. Спасибо. Увидимся.

Он опустился на колени перед могилой.

«А у меня планида до девяносто одного дожить. Цыганка нагадала… Не дрейфь, командир, прорвемся! Никто, как Бог и маленькие боженятки…» – улыбающееся лицо друга стояло перед глазами.

– Что ж они тебя, подполковник Найденов, как бомжа-то…

Защипало глаза. Он поднял взгляд к небу.

Низкие серые облака, гонимые ветром, бесконечной вереницей все плыли и плыли за горизонт. Неспешно падал снег, укрывая белым саваном замерзшую без тепла землю. Крепчал мороз, отчего воздух делался легким и прозрачным. Вдалеке, через поле, черной стеной шумел лес, а справа пестрой лентой четырьмя потоками вливалось в город перегруженное шоссе. В городе бурлила жизнь: суета, дела, события… Люди не перестали любить и ненавидеть, страдать и мстить, маяться и окунаться в страсти, не перестали надеяться, не перестали предавать, искать легких путей, они не стали лучше или хуже. Все было, как всегда. Все и дальше пойдет заведенным порядком. День по-прежнему сменит ночь, за зимой обязательно придет весна, за молодостью наступят зрелость и старость. Оттого, что его не стало, ничего в этом мире не изменилось.

«Не изменилось? Неправда…» – подумал Хабаров.

Найденов был сложным. Иногда трогательно нелепым, иногда чересчур правильным, иногда непростительно жестким, даже жестоким, и всегда – непонятым.