– Господи, радость какая! – невольно воскликнул Хабаров.

Счастливо улыбаясь, он неотрывно смотрел на белку.

– Митрич, а чего ж она не рыжая?

– В Москве у тебя – рыжие. Это маньчжурская белка. Мало их осталось. Люди почти всех истребили. Ну, идем, идем…

Колодец был рядом с баней, добротной, срубленной из полуметровых в диаметре кедров.

– Багор в предбаннике возьми, ведра. Хотя… Багром-то тебе без сноровки не достать. Крюк возьми там же. Воды наносишь две бочки, что у печки. Дров наносишь в сенцы. Пусть лежат, сохнут. Легче будет растоплять. Да не ленись! Две поленницы сложи. Под крышу чтобы. Ель да сирень не бери. Они больно трещат, а тепла нету. Их летом в костер. Отличить-то сумеешь?

Хабаров улыбнулся обстоятельности деда.

– Торопись с делами-то. Погода меняется. К вечеру пурга будет.

Хабаров посмотрел на небо. Солнце по-прежнему светило ярко, и на небе не было ни единого облачка.

– Это ты по своей спине определил?

Дед покряхтел, опять потер спину.

– И по спине тоже. Ну-ка послушай…

Он поднял вверх указательный палец и так замер, прислушиваясь.

– Слышишь?

– Что?

– Птиц слышишь?

– Кроме дятла? Н-нет…

– На солнце смотри. Оно не такое уж яркое. Точно матовое.

– Солнце как солнце, – сказал Хабаров и от яркого солнечного света громко чихнул.

– Ветер изменился. Ветер вчера какой был?