– Четырнадцатый квадрат… – Жамлин погладил пальцем карту. – Слушайте сюда, братцы-кролики, – он обвел угрюмым взглядом подчиненных. – Буря уходит к морю. Владивосток будет закрыт по погоде еще неизвестно на сколько. Воробьев и Осипов, возьмете вездеходы, шесть человек, кто поумнее, фельдшера, и – полный вперед! Выдвигаетесь сразу, как Мимино… Тьфу! – он смутился. – Прости, Ашот. Тихо! – он постучал ручкой по столу. – Выдвигаетесь сразу, как Мизандари совершит облет квадрата и доложит обстановку.

– Может, там сесть можно. Я сяду!

– Я те сяду! Один сел уже… – Жамлин бросил ручку на стол. – Теперь вот ищем! Слетаешь, уточнишь координаты и все. От нас этот квадрат – рукой подать. Вездеходами доберемся.

Дверь в кабинет со скрипом отворилась, и щупленький сержант положил перед Жамлиным свежую распечатку погоды со спутника.

– Ну, что? Хорошо. С рассветом можно будет лететь. Сейчас всем спать.

Запрокинув голову, Хабаров смотрел на звезды.

Небо было ясным, усеянным празднично начищенными бриллиантами звезд. Звезды казались неправдоподобно большими и яркими. Ни одного облака. Ветер прогнал пургу и стих, уснув в кронах кедров после ночных диких плясок.

Большая круглая луна заливала поляну ярким холодным светом. В лунном свете кедры отбрасывали причудливые тени, от чего поляна казалась расчерченной на косые линейки, как тетрадка первоклассника. То и дело потрескивал мороз, пронзая тишину резким, как выстрел, звуком.

Наступало утро.

– Не сидится-то тебе, таежник хренов! Ночью чуть Богу душу не отдал. Иди к костру! Намерзся! – кричал Хабарову Данилов.

Данилов сидел возле пышущей жаром нодьи и, после бессонной ночи, разомлев от тепла, клевал носом.

Дремать у костра на пару с Даниловым Хабаров не стал. Он знал, что в голову полезут невеселые мысли, убежать от которых можно было только применив терапию занятости. Он выбрал пару стоящих рядом кедровых сушин, сбил нижние ветки, обломал кустарник у подножья и, устроившись половчее, начал рубить.

Первую зарубку он сделал в полуметре от земли с той стороны, куда должно будет упасть дерево, затем углубил зарубку до половины толщины ствола. Топор был хорошо наточенным, топорище – удобным, и работа спорилась. Потом он нанес несколько ударов топором с противоположной стороны ствола, чуть выше первоначальной зарубки, подтолкнул ствол плечом, и подрубленный кедр, жалобно заскрипев, рухнул поперек поляны, подняв кроной облако снежной пыли.

От работы стало жарко. Хабаров расстегнул молнию на куртке и принялся за вторую сушину.

– Не ленивый ты мужик! – крикнул ему Данилов, когда и второе дерево было завалено. – Давай помогу!