Саня опустил голову.

— Да, отчасти. Я этого не скрываю. У нас с Марийкой были разногласия.

— Что за разногласия? Как это проявилось? Где и о чем вы говорили с ней? Кто лично вас подталкивал к «подвигам» на сцене? — посыпались вопросы.

Саня стиснул зубы. «Влип, дурак, — потерянно думал он. — Забери свое заявление и мотай отсюда на все четыре стороны, пока тебе самому не предъявили обвинение в попытке изнасилования актрисы в общественном месте. Прокурор — не лейтенант Вася-кин, этот вывернет наизнанку в два счета!»

— Ну… разговоры обычные… — цедил он сквозь зубы. — На сцене, на репетициях. Каждый ведь вправе сказать свое мнение. В том числе и режиссер, актеры. У нас демократия.

— Захарьян… он что? Давил на вас, заставлял делать на сцене то, чего вы не хотели?

— Да ну, что вы?! Михаил Анатольевич очень деликатный человек, он насилия над актером не допускает. Он просто говорил, что рынок требует от театра поиска, дерзаний. Зритель хочет видеть эротические сцены. Другие театры и не такое ставят. Вон, наш Камерный…

Прокурор нехотя засмеялся, и смех его был холодным, как осенний дождь.

— Да, Зайцев. Начали вы во здравие, а кончили за упокой. Я, между прочим, не удивлюсь, если вы завтpa — уже завтра! — вообще откажетесь от своих показаний. Скажете, что вас не так понял подполковник Рубашкин, потом лейтенант Васякин, а потом и я.

— Я же протокол подписал.

— Мужчиной надо быть, Саша. А вы испугались. И я теперь понимаю, что самоубийство Полозовой причинное, у него есть очень веские мотивы. И Недолужко будет их искать, я с него строго теперь потребую. Что-то тут не так. В моей практике были случаи, когда убийца сам приходил в кабинет, давал показания на других, уводил следствие в сторону.

— Я не убивал Полозову, товарищ прокурор! Что вы?!

— Да я вас и не подозреваю, успокойтесь. Вспомнилось что-то. Полозова, конечно, сама ушла из жизни, да. Но ее подтолкнули к этому решению, вынудили, может быть, пойти на такой отчаянный и безжалостный по отношению к себе шаг. Ладно, Зайцев, идите. Я еще почитаю ваши показания, мы поразмышляем с Недолужко. Уголовное дело возбуждено, закрывать его нет оснований. А вы подумайте. О себе. О будущем. Вообще, о жизни. Раз вы пришли сюда, значит, послушались, было, своей совести. И правильно поступили.

Саня молча поднялся, теребил мягкую зеленую шапочку. Прокурор, конечно, прав, но как теперь сознаваться? В любом случае, лучше уйти, а там… да, нужно подумать.

Юшенков словно прочитал его мысли, сказал:

— Дрогнешь, сынок, в молодые годы, — вся жизнь потом кувырком пойдет. Поверь моему опыту. Я всяких людей видел, со многими, преступившими закон, общался. Многие потом жалели, что совести не послушались. От правды до лжи, как и от мужества до трусости, — один шаг.