— Ну что, теперь узнал?

— Нет. Кажется, не он…

Тритону было все равно, что скажет Сорокин. Судьбы пленника это не меняло, он все равно должен был умереть в мучениях. И должен был сознаться. А Сорокин был так, на всякий случай.

— Смотри внимательно. Смотри!

Тритон схватил Сорокина за руку. За больную руку.

— Ну, что?

Сжал разбитые пальцы. Сжал так, что бинты мгновенно почернели, пропитавшись кровью,

— Он? Говори, он?!

— Да, он! — закричал Сорокин. — Он!

Тритон повернулся к пленнику:

— Он узнал тебя. А ты?

— Нет, я его не знаю. Нет.

— Придется вспомнить.

Тритон выдернул из чьего-то рта горящую сигарету. Раздул ее и приложил к голому плечу Сашка. Зашипела горящая кожа. С кончика сигареты взвился серый, пахнущий горелым мясом дымок.

Сашок заорал, дико заорал. На штанах, между ног у него стало растекаться темное, парящее пятно.

— Смотри, обделался! — захохотали служки Тритона. — Он же обделался! От страха обделался!

— Ну ты падла! — поразился Тритон и ударил Сашка снизу вверх в подбородок. Клацнули зубы. С губ закапала кровь.

Потом Тритон бил его в лицо, в живот, в грудь. Колотил, как боксерскую грушу. Пленник ничего не мог поделать, не мог ответить, не мог защититься. Он был распластан, размазан по стене.

— Ну что, будешь говорить?

— Я же уже говорил… Я представитель фирмы…