- Скажи мне, монах, - Майк протянул настоятелю свою чашку и тот долил в нее темного ароматного отвара. – Тебе не жалко было расставаться с мумиями?

- Нет, - безразлично покачал головой тот. – Произошло то, что должно было произойти. На мир излился свет Будды. Ты и сам это почувствовал.

- Да уж... – итальянец сделал глоток и аккуратно поставил чашку на стол. – Но что-то я не слышу радости в твоем голосе.

- Не смысла радоваться естественному ходу событий. Не стоит забывать о великом балансе сил. Вместе с радостью приходит и печаль. Этот божественный огонь слишком яркий, чтобы мы могли его осознать, его сила слишком велика, чтобы мы могли разумно ей воспользоваться.

- Это ты точно подметил.

- Он яркий настолько, что может испепелить все. Сила светоча безгранична. А высшую волю нам не дано понять, - настоятель в жесте послушания чуть склонил голову.

- Постой. Ты о чем? – насторожился Майк. – Ты что-то почувствовал два дня назад вечером?

- Почувствовал? – монах поднял глаза на гостя и улыбнулся скупой улыбкой. – Нет. Я узнал.

- Что ты узнал?

- Светоч Будды.

- Да... – протянул Майк и заметил, что совсем не злиться на монаха за его витиеватость. – Так мы с тобой далеко не уйдем. Ты что-нибудь кроме светоча Будды знаешь?

- Твоя душа в смятении. Это нормально. Так бывает со всеми, кто коснулся светоча и познал его силу Перед его ликом мы все ничтожны. Пей этот отвар. Он сделан по тысячелетнему рецепту. Он унесет твои печали.

- Спасибо, - чуть заплетающимся языком проговорил Монтини и сделал еще глоток. Он вдруг почувствовал необычайную легкость и понял, что засыпает прямо за столом. Последней картинкой, запечатлевшейся в его мозгу, была грустная улыбка на лице настоятеля и крохотные радужные искорки в его глазах.

Он проснулся утром в узкой келье для послушников, зажатой между сплетенными из тонких стеблей бамбука перегородками. Некоторое время лежал, рассматривая дощатый потолок и удивляясь пустоте поселившейся в его голове. Думать не хотелось абсолютно ни о чем. Даже о Сингулярности и благополучном будущем человечества.

- Вторая чашка отвара была лишней, - пробурчал Майк себе под нос и сел на жесткой застеленной соломенной циновкой кровати. Но жаловаться было не на кого. Ведь зная, как хорошо монах разбирается в травах и людях, он приехал сюда именно за этим.

Рядом курился ароматный прутик, вставленный в крошечный терракотовый горшочек. Запах был приторно-сладковатый, но приятный и даже бодрящий. Он встал с кровати, умылся холодной водой из стоящего рядом глубокого медного таза, вытерся грубым холщевым полотенцем и, размышляя о том, как он умудрился вчера раздеться перед сном, натянул на себя джинсы и свитер.