— Я знаю, что у нас мало времени, но мне хочется услышать этот рассказ, — сказал Оутс.
Сандекер согласно кивнул.
— Я со своим штабом летел в двухмоторном транспортном самолете из Сайгона в маленький порт на севере, Дананг. Мы этого не знали, но аэродром, где мы должны были сесть, захватили северовьетнамские войска. Наше радио вышло из строя, и пилот не получил предупреждения. Дирк оказался поблизости, он возвращался на базу после бомбардировки. Командир приказал ему перехватить нас и предупредить любыми средствами.
Сандекер посмотрел на Питта и улыбнулся.
— Должен сказать, что он использовал все, кроме неоновой рекламы. Загадывал шарады из своей кабины, несколько раз стрелял из пушки перед самым нашим носом, но не смог достучаться до нас, тупоумных. Когда мы уже готовились сесть, заходя к аэродрому со стороны моря, Питт показал пример точности стрельбы в воздухе — выстрелами вывел из строя оба наших мотора, и пилот вынужден был посадить самолет на воду в миле от берега. Дирк прикрывал нас, отгоняя шедшие от суши лодки, пока нас всех не подобрал патрульный корабль. После того как я узнал, что он спас меня от неизбежного тюремного заключения и, возможно, смерти, мы стали добрыми друзьями.
Когда несколько лет спустя президент Форд предложил мне возглавить НПМА, я убедил Дирка присоединиться ко мне.
Оутс с улыбкой взглянул на Питта.
— Интересная у вас жизнь. Завидую.
Прежде чем Питт смог ответить, Алан Мерсье сказал:
— Конечно, мистер Питт, вас интересует, зачем вас пригласили сюда.
— Я отлично знаю почему, — ответил Питт.
Он переводил взгляд с одного человека на другого. У всех был такой вид, словно они много месяцев недосыпали.
— Я знаю, кто виноват в краже и в последующем распространении нейротоксина „агент С“ в Аляскинском заливе. — Он говорил медленно и внятно. — Я знаю, кто совершил почти тридцать убийств и похитил президентскую яхту с пассажирами. Я знаю, кто эти пассажиры и почему их похитили. И, наконец, я знаю, кто взорвал „Леонида Андреева“, убив двести мужчин, женщин и детей. С моей стороны это не предположения и не догадки. Железные факты и неопровержимые улики.
В комнате воцарилась мертвая тишина. Никто не пытался заговорить. Заявление Питта поразило всех до глубины души. На лице Эммета читалось смятение. Фосетт стиснул руки, чтобы скрыть, как он нервничает.
Оутс казался ошеломленным.
Броган первым задал Питту вопрос:
— Я полагаю, мистер Питт, вы намекаете на русских?
— Нет, сэр.
— А вы не могли ошибиться? — спросил Мерсье.
— Это исключено.