61
Дверь каюты с грохотом распахнулась. Энн сидела на угловом столике, глядя в крохотный иллюминатор на море. Большую часть путешествия она провела на этом месте. Если не считать приступ морской болезни в самом начале, когда они выходили из дельты Миссисипи, плавание прошло без малейших впечатлений. Единственным развлечением были две трапезы в день, которые приносил лысый урод — наверное, корабельный кок.
Часами глядя в иллюминатор по штирборту, она пришла к заключению, что корабль идет на юг. По ее прикидкам, скорость составляла от пятнадцати до двадцати узлов, так что на второй день они, по-видимому, были уже в тысяче миль к югу от Нового Орлеана. С географией юга она была знакома с пятого на десятое, но решила, что корабль уже недалеко от мексиканского полуострова Юкатан.
Она не виделась с Пабло с момента, как взошла на борт, но внутренне подготовилась к его появлению. И когда дверь внезапно распахнулась, сразу поняла, что это он. Войдя в каюту, Пабло захлопнул за собой дверь. Вид у него был более благодушно-расслабленный, чем прежде, и когда он подступил ближе, Энн поняла почему. От него разило дешевым ромом.
— Скучала по мне? — спросил он, осклабившись, как акула.
Энн отодвинулась подальше в угол стола, подперев подбородок коленями.
— Куда мы направляемся? — вопросом на вопрос ответила она в надежде направить его мысли в другое русло.
— В край, где жарко и влажно.
— В Колумбию?
Пабло склонил голову к плечу, удивленный тем, что она знает — или догадывается — о его национальной принадлежности.
— Нет, но, может, когда доставим груз, слетаем вдвоем в Боготу в долгий романтический отпуск. — Он подобрался к самому краю стола.
— А когда состоится доставка?
— Вопросы, вечно вопросы… — Пабло наклонился, чтобы запечатлеть на ее лице слюнявый поцелуй.
Подняв подошвы к его груди, Энн уперлась и оттолкнула его ногами. К ее изумлению, великан неуклюже попятился, плюхнувшись на ее койку.
Энн содрогнулась. Не прикончит ли он ее за отказ? Но алкоголь настроил его на мажорный лад, и он поднялся с постели со смехом.
— Я знал, что в душе у тебя живет дикая кошка.
— Которой не нравится сидеть в клетке, — она подняла скованные наручниками запястья. — Почему бы сперва их не снять?
— И дикая, и умная, — прокомментировал он. — Нет, пожалуй, это единственное, что я не стану с тебя снимать.
Он принялся расстегивать рубашку, устремив на нее мутный плотоядный взор.
Энн дрожала в углу, по-прежнему сидя на столе и раздумывая, не попытаться ли прорваться к двери.