Дороги, белые и чистые за стенами тюрьмы, стали грязными и слякотными, когда через 230 километров скоростное шоссе Е-4 превратилось в стокгольмскую улицу Эссингеледен, которая вывела его на Кунгсхольм, а там и к воротам подземного гаража под Главным полицейским управлением возле Крунубергс-парка.

Бронкс направлялся к лифту, когда услышал какой-то звук из гаража в гараже, где криминалисты держали машины, с которыми работали. Прошел туда, заглянул внутрь – Санна, как и прошлый раз. С инфракрасной лампой в руке она до половины влезла в фургон с надписями “Ремонт труб” по бокам.

– Первая машина отхода. Фургон “додж”.

Санна выбралась наружу, перешла к другой машине, взяла ультрафиолетовую лампу.

– Вторая машина отхода. Фургон “додж”.

Все тот же механический голос. Интересно, она это сознает или говорит таким голосом только с ним?

– Довольно старая модель. Угнан ночью накануне ограбления.

Она вооружилась продолговатым инструментом, металлической штуковиной на деревянной рукояти, поднесла его к маленькому черному квадратному стикеру на дверце фургона, прямо под боковым окном.

– Так же быстро, как ключом.

Санна закончила свои манипуляции. Бронкс узнал ее манеру поворачиваться спиной, когда ей не хотелось разговаривать. Она открыла компьютер, стоявший на капоте автомобиля. Даже “до свидания” не сказала. Он-то попрощался, хотя она не слышала, зашагал прочь и был уже на полдороге к лифту, когда она окликнула его:

– Джон! Погоди. Я не закончила.

Он остановился, обернулся.

– Вот как?

– Есть кое-что еще.

Она повернула экран к нему, подождала, пока он подойдет ближе.

– Вот этот кадр. Взгляни-ка еще раз.

КАМЕРА 2. Двенадцать секунд. Сверху. Грабители в синих комбинезонах, черных ботинках, черных масках.

– Его микрофон. Я пыталась определить марку. Увеличила и сфокусировалась на воротнике, несколько секунд перед тем, как они вошли внутрь.

Она перемотала запись, остановила кадр.

– Четыре секунды – пятнадцать кадров в секунду. Я хочу, чтобы ты рассмотрел каждый.