Доктор едва не поперхнулся:
— Нет.
— Правильно сделали. В ваших интересах молчать. А еще лучше — вообще забыть о том, что произошло в «Фольфшанце». Итак, что предлагают рейхсфюреру господа из Швейцарии за подобный шаг?
Керстен отодвинул тарелку:
— Вы сейчас говорите серьезно?
— Да.
— В таком случае готов сообщить: эти господа намерены выплатить вам за каждого вывезенного еврея определенную сумму.
— Точнее.
— Пятьдесят швейцарских франков за обычного и пятьсот — за чем-либо выдающегося. — Керстену тяжело дались последние слова: от них несло работорговлей.
Гиммлер снял пенсне, достал фланелевый платок и принялся протирать им линзы. Если б не генеральский мундир, он запросто сошел бы сейчас за врача или учителя математики. Скорее даже истории. Точным наукам Гиммлер всегда предпочитал гуманитарные.
— Кто будет определять значимость евреев?
— На данный момент мне сложно ответить. Все это обсуждалось пока только теоретически. Но если госпожа Ингрид получит официальное подтверждение, то данный вопрос будет решен в вашу пользу. Возможно, на ваших условиях.
— Ваша дама не получит никакого подтверждения. Ни официального, ни прочего. Переговоров с ней я вести не буду. — Гиммлер надел пенсне и спрятал фланельку. Учитель истории пропал. Перед Керстеном вновь сидел рейхсфюрер. — Я буду разговаривать только с официальным лицом. Когда-то, доктор, вы мне говорили о графе Бернадотте. Фольке Бернадотте. Помните? Насколько мне известно, — а ему это было известно, поскольку информация пришла от Шелленберга, — он сейчас занимает довольно высокий пост в шведском Красном Кресте. Вот с ним вы мне и организуете встречу.
Взгляд Керстена задержался на сухих холеных руках Гиммлера. С тщательно наманикюренными ногтями. «А ведь членам СС запрещено делать маникюр, — мелькнула несвоевременная мысль. — Господи, о чем я думаю? Да ведь он же согласился на переговоры! Неужели ледник начал таять? Нет, конечно, кроме вызволения людей, с ним других дел никто иметь не будет. Ведь он палач. Палач с холеными руками. Дьявол, сдались мне эти руки…»
Гиммлер наблюдал за доктором и думал, сколь долго еще Керстен будет находиться в его услужении. А ведь рано или поздно наступит час, когда от его услуг и от него самого придется избавиться. Такова реальность.
— И поторопитесь, господин доктор. — Гиммлер встал из-за стола, давая понять, что разговор окончен. — Пока я не передумал.