Светлый фон

Перед выходом нельзя было видеть женщин. Разведчики идут к переднему краю, а штабные с матюками проверяют, нет ли где женского силуэта. Не дай Бог мелькнет связистка или санинструктор. Всё. Можно их расстреливать, но сегодня никуда не пойдут.

Нельзя было брать в поиск кляп и веревку. Связывали руки захваченного его же ремнем.

Суеверия не верящих в Бога, но шепчущих молитву по павшим друзьям…[49]

В эти мгновения Шац был уже не в маленькой комнатке. Генрих стоял в коротком строю грязных, мокрых полуголодных разведчиков. Поиск неудался. Были раненные и убитые, но не было главного — «языка» Чистенький ухоженный «смершевец» покуривал в сторонке папироску, а перед ними усталыми и злыми ярился начальник разведки. Рука фронтовика непроизвольно дернулись к ремню несуществующего автомата…

Плаксин считал себя опытным работником. Тридцать лет. Майор с перспективой роста. Беседуя с подчиненными он старался следить за микромоторикой лица собеседника. Во время замеченные изменения помогают вести разговор в нужном ключе. Злой прищур глаз этого мятого чучела с кое-как почищенными сапогами заставил его запнуться. Майор понял, что бывший разведчик его не слышит.

Его, как когда-то на фронте, вновь захлестнула обида и злость на этих заносчивых чванливых неумех — разведчиков. Да, они ходят под смертью, каждую ночь лазят по немецким тылам, несут потери. Но это не дает им права держать себя неприкасаемой элитой! Все воюют, аристократов у нас нет!

Он снова видел эту толпу отморозков, которым все равно своих или чужих резать. Для них: «Штабы бывают двух типов. Свои и вражеские. Вражеские уничтожать можно. А свои, к сожалению, нельзя»[50] — когда-то при нем заметил начальник отдела «Смерш».

Какие найти слова, как вдолбить им, что срочно, безотлагательно нужен «язык»? Нужен как хлеб, как воздух! Иначе сорвется наступление, ни за что погибнут тысячи и тысячи. Плаксин пошел бы с ними сам. Но кто его, секретоносителя, за линию фронта пустит? Попробовать объяснить по-доброму, по-человечески? Примут за слабость, сядут на шею.

— … мать! Вы не разведчики, вы проститутки беременные, сраного немца притащить не можете! — Матом, криком, дуростью и самодурством, угрозами только и получается хоть как-то подействовать, замотивировать «этих», чтобы пошли и притащили «языка».

Но как же хочется пойти с ними, немцев зубами грызть! Мать в оккупации, неизвестно жива ли… Невеста под немецкими бомбами погибла. Но нельзя идти. Надо чтоб пошли они и принесли немца. Хоть какого! А потом уже постараюсь я, выпотрошу падаль до донышка!