Второй «вариант» — раскручиваем «дело» и отдаем «председателя» под суд. Человек получает срок. Морально мне лично претит, но мы честны с законом. Здесь возникает вопрос: кого изберут вместо? Хотя у меня есть одна идея. Как ты думаешь, сможем мы протолкнуть в председатели Лучонка?
Глава 16
Глава 16
Пепел несбывшихся надежд. Маленький человек на большой войне.
Пепел несбывшихся надежд. Маленький человек на большой войне.Домик на самой окраине…
Пройдут годы, десятилетия. Город разрастется. Вырастут большие каменные дома. Проложат широкие просторные улицы с асфальтом и липами-тополями. Чистенькие тротуары заполнят прохожие. По мостовым беспрерывным потоком понесутся новенькие и не очень автомобили. Свет витрин и фонарей на бетонных столбах осветит ночную темноту.
Но, если уйти влево на один двор увидите обычную сельскую улочку. Частные дома, огороженные где сеткой — рабицей, где ровным крашенным в неяркий цвет штакетником. Узенькая проезжая часть на ширину одной машины. Битый асфальт. Тишина. Чистенькие обочины, аккуратные открытые дворики. Даже местные собаки, кажется, гавкают вполголоса. Мощные кирпичные плечи младших братьев-кварталов крепостной стеной отрезают кусочек старой застройки от городских шумов и стремительных изменений двадцатого века. На такой или подобной улочке жила знакомая девушка-проводник поезда и прапорщик из техслужбы части. Для Западной Беларуси они не уникальны эти осколки старых времен. Без труда их можно отыскать в любом городе или поселке. Спокойная безмятежность бытия, нарушенная когда-то, долгими годами хранится в памяти жителей. Вот в этом домике в далеком теперь сорок шестом…
— Только, слышь, «Могутный» — я первый. Мне уж больно нравится, когда она вся такая сжавшаяся, смущенная — плачет. Подол вверх тянет ме-е-едленно, словно надеясь — вдруг в последний момент передумают, пожалеют. А потом…
Канецкий сжал зубы и, насколько мог, отодвинулся от Злобыча, чтобы не слушать сальный сладострастный голос, этого выродка. Командир одного не отпустил, дал в напарники бывшего уголовника, а потом и надзирателя Минской тюрьмы.
— Больше всего мне нравилось, когда перед расстрелом намекнешь, не пообещаешь, не, только намекнешь, что можно помочь. И вот она старается, делай с ней что хочешь…
— Заби зяпу[61] и подбери слюни! Ты куда идешь не забыл? Там не одна безоружная еврейка. Тот милиционер тоже стрелять умеет.
Злобычь наконец замолк и поправив винтовку на плече ускорил шаг.
А его напарник смог без помех погрузится в свои невеселые чувства-воспоминания…