— Вам чего, товарищ? — спросил меня мужчина, по виду завпост.

— Сижу вот, рассматриваю.

— Вы по какому делу?

— Я по делу тысяча девятьсот семьдесят восьмого года.

— Не понял.

— Я работал тут осветителем, еще другим разным, в семьдесят восьмом году.

— О! Это интересно.

— Вы завпост?

— А как вы догадались?

— Ну, я же немного военный разведчик. Положение обязывает.

— Нет. Я актер.

— А выглядите как завпост.

— Вы мне льстите… А как ваша фамилия?

— А зачем вам?

— Видите ли, тот период, вот как раз семьдесят восьмой, там годом раньше, годом позже, занесен в наши святцы. Время легенд. Вы тут с товарищами такое творили, что даже после Третьей мировой войны новое поколение актеров все помнит.

— Скажите, а что, никто не уцелел из тех?

— Совсем никто. Когда балтийские народы отвергли нас, когда флот и армия имитировали уход, то нас-то вывели. Я имею в виду театр. Меня там, естественно, еще не было. А только вывели не в Питер. В дыру одну. Ну, народ разбежался, многие остались в республике врагов. Квартиры, другое там всякое. Опять же в агит-поездке на фронт многие накрылись.

— Как, то есть, накрылись?

— А так. В плен попали. Где их теперь искать? Так что по комсомольскому набору пришли молодые, вихрастые, звонкие. Второй раз в истории. Тогда, как помните хладные воды Балтики, германец наступал…

— Германец больше не будет наступать никогда. Не может одна советская республика наступать на другую.