Никто бы не удивился, разозлись "крестник" и попинай Велика. Удары по ребрам Серегу, конечно, не обрадовали бы, но такая реакция, по крайней мере, была бы понятна. А эти интонации и эти слова испугали Величева еще сильнее, и он замычал и замотал головой, показывая, что, наоборот, очень серьезно воспринимает человека, приковавшего его к батарее.

Однако Серегины потуги пропали втуне, "крестничек" в его сторону даже не посмотрел, предпочитая общаться с зеркалом.

– Придется поучить товарища хорошим манерам, – Стрельцов вздохнул, развернулся и вышел из ванной.

Вернулся он через минуты, сколько именно их минуло, Серега не сказал бы и под действием пентотала натрия, более известного в народе как "сыворотка правды". Минуты показались ему часами, его терзали очень нехорошие предчувствия, и дважды прошиб холодный пот.

Предчувствия не обманули. Стрельцов вернулся в ванную комнату с большим ножом для рубки мяса, если хотите, тесаком. Велик когда-то давно, в незапамятные времена, купил тесак вместе с набором других ножей и никогда им не пользовался, даже забыл, где он валяется. А этот псих ножик отыскал.

Возвращению "психа" с тесаком в руке Серега не обрадовался. Осознавая, что тот вовсе не говядину разделывать собрался, Велик от ужаса едва не подпортил штаны. Он задергался, замычал, пытаясь… избежать чего-то неотвратимого и непоправимого, а чего именно – и сам не понимал. Также не понимал, что никакие его телодвижения не спасут. Он просто бился пойманной в силки птицей у батареи и мычал.

Стрельцов подошел к нему и, глядя исподлобья, тихим ровным голосом спросил:

– Я предупреждал, что орать не стоит?

Вопрос носил риторический характер и ответа не требовал. В любом случае кляп во рту и страх в душе помешали бы Сереге вымолвить хоть что-нибудь членораздельное. И "крестничек", кажется, разговаривал больше не с Великом, а сам с собой.

– Предупреждал. Советовал не дергаться? Советовал… Так что, извини…- Стрельцов схватил Серегу за левую руку, заломил ее и прижал к батарее. Велик попытался вырваться, но куда там; в наручниках разве вырвешься. Его возню и безостановочное отчаянное мычание Стрельцов и не заметил. Он только перехватил руку, встал поудобнее, отогнул Серегин мизинец и махнул тесаком.

Что-то чавкнуло, хрустнуло, и…ладонь словно опустили в поток расплавленного металла. То, что Велик испытывал до этого, можно было назвать легким неудобством. Чудовищная боль резанула так, что у Сереги по щекам покатились крупные горошины слез, а застрявший в глотке вопль едва не разорвал барабанные перепонки и не вывернул челюсти.