Подойдя, я посмотрел и увидел еще одного охранника. Его могучую фигуру обтягивал темно-синий с отливом костюм. С левой стороны пиджака была видна выпуклость. Пистолет. Он стоял перед стеной, задернутой такими же плотными и тяжелыми шторами. Неожиданно послышались голоса двух мужчин, которые шли в нашу сторону. Смена? Пашутин положил руку мне на плечо: отойди! – после чего сам приник к щели. Спустя пару минут по спокойствию полковника мне стало понятно, что мужчины проходят мимо, но в следующую секунду он резко отпрянул и шепнул:

– Убери охранника. Быстро.

Не понимая, что он задумал, я резко отодвинул штору и выстрелил навскидку прямо в широко раскрытые глаза немца, который, услышав шорох, развернулся в мою сторону. Спустя пару минут мы затащили в коридор третий труп. Закрыв дверь, подошли и остановились у входа в подвал. Судя по всему, эта часть здания была искусственно отгорожена от остальных помещений, а соединяла их с борделем только дверь, через которую только что вошли двое мужчин. Пашутин с минуту раздумывал, а потом сказал:

– Дай мне твой пистолет, а сам стой здесь и изображай охранника. Сними только пальто. Не волнуйся, если услышу звуки стрельбы, то пойму, что надо выбираться наверх. Но лучше будет, если мы обойдемся без лишнего шума. С Богом!

Стоять мне пришлось долго, не менее часа, когда наконец за шторой, закрывающей вход в подвал, послышался легкий шум. Рука сама нырнула за обшлаг пиджака. Резко шагнув в сторону, я развернулся, готовый выхватить пистолет. Штора пошла в сторону, и в проеме показался Пашутин. Лицо белое, глаза блестящие, дикие. Он посмотрел на меня, потом поставил на пол основательно набитый саквояж, судя по его раздувшимся бокам, и глухим голосом сказал:

– Продержись еще минут двадцать. Хорошо? – и исчез за шторой.

Эти двадцать минут растянулись на все сорок. Я уже был готов спуститься в подвал сам, когда он появился. Лицо бледное, напряженное, глаза блестят, при этом он нервными движениями, раз за разом, вытирал руки платком, заляпанным кровью. Какое время он так и стоял, глядя мимо меня куда-то в пространство, а потом вдруг неожиданно заговорил звенящим от возбуждения голосом:

– Митька мне чем-то сына напоминал. Такой же чернявый, худой, долговязый. Думал из него человека сделать! И сын умер, и Митька… И оба перед смертью мучились! Сын в горячке метался… Придет в себя, пить попросит… Так четверо суток… И второй… Мальчишку-то зачем пытали, твари?! Зачем?! Палачи, мать вашу! Я не Господь, прощать не буду!

– Все! Идем, Дмитрий! Об этом потом поговорим!