Цент бросился сквозь пылевую завесу, надеясь на авось. За спиной послышался писклявый голос Кощея – тот, кажется, угрожал жуткой местью, лютой вендеттой, жестокой расправой и безжалостным воздаянием. Стал сулить, что найдет где угодно, из-под земли выковырнет, и так далее, в том же изъезженном духе, пока сверху на него не рухнула одна из колонн.
Цент плохо помнил, как нашел лестницу, как взбирался по ней, чудом избегая контакта с падающими сверху камнями. Как наступил на что-то живое и пахучее, ожидаемо оказавшееся Владиком, как подобрал по дороге забившуюся в угол Машку. Когда они достигли выхода из гробницы и вывалились в пещеру, огромный подземный зал перестал существовать окончательно. Рухнул потолок, рухнули тысячи кубометров грунта, которые тот удерживал. Вся эта чудовищная тяжесть образовала для едва успевшего освободиться древнего бога новую тюрьму, не менее надежную, чем прежняя. Задыхаясь от пыли, Цент брел к лифтовой шахте и тащил за собой своих чуть живых спутников. Жалел лишь об одном – не успел-таки прописать Кощею в третий раз, чтобы уже наверняка, без шансов.
Глава 16
Глава 16
Все трое сидели на пригорке и наблюдали за тем, как клубы черного дыма поднимаются над бывшим логовом Последнего ордена. Выбраться наружу оказалось куда сложнее, чем проникнуть внутрь, это отняло много сил и времени. А поскольку просто так Цент уйти не мог, он на прощание устроил небольшую, но изящную диверсию – поджог склад ГСМ. Все это сопровождалось свирепым убиением каждого встречного, и хотя Владик с Машкой пытались убедить изверга, что теперь, лишившись своего идейного лидера, бойцы Последнего ордена уже не представляют угрозы, тот их не слушал и продолжал валить всех налево и направо. Первого зарубил киркой, остальных убивал из трофейного оружия. Попутно налетчиками был разграблен буфет, результатом чего стало обретение целого ведра пирожков с капустой. Теперь этим пирожки один за другим с умопомрачительной скорости исчезали в утробе изверга. Машке достался один, самый маленький и с боку подгорелый, Владику ничего не досталось, поскольку тот, по мнению Цента, не проявил в бою должного героизма и самопожертвования. Огонь на себя не вызвал, амбразуру собой не заткнул. Мало того, еще и выжил. Жуя пирожки, Цент сетовал, что заготовил шикарную торжественную речь как раз для похорон программиста, и вот теперь ей суждено пропасть даром. Владик от подобных речей вздрагивал, очень боясь, как бы изверг, дабы речь не пропала, не вздумал организовать погребение несостоявшегося героя заживо.