Брат Том поднялся со стула.

— Сиди, монах, где сидел, — приказала Камилла и направила на него пистолет. — Я скажу тебе, когда можно будет шевелиться.

Люси и ее охранник в полном смятении переглянулись.

— Садись, монах, садись.

Медленно, как будто у него все мышцы свело, брат Том опустился на стул.

— Так-то лучше.

— Камилла… — начала было Люси, но Камилла ее перебила.

— Детка что-то недопонимает? В неисповедимых путях нашего мира заблудилась? Ах, моя бедная индейская девочка…

— Что ты собираешься делать? — прошептала Люси, собравшись с духом. — Ты сошла с ума.

— Нет, — задумчиво проговорила Камилла, — нет, ты не то сказала. Мне твои слова совсем не по душе. Ты ведь, сучка, сама сорок два человека на тот свет спровадила. Точнее говоря, сорок, потому что о двоих я позаботилась сама, сама их от горя избавила. Ты убила сорок человек и еще имеешь наглость мне заявлять, что я рехнулась? Нет, со мной, сестренка, такие номера не проходят.

Люси судорожно огляделась по сторонам. На нее накатил такой ужас, что ее чуть не вырвало. Она была близка к обмороку и с большим трудом заставляла себя сохранять ясность мысли. Ей доводилось видеть перед собой примкнутые штыки, ребят в армейских ботинках, которые в любой момент могли сделать опрометчивый шаг, и оставалось только молиться, чтобы они четко повиновались приказам. Когда она стояла на перевернутой полицейской патрульной машине и дразнила парней в военной форме автоматом, зажатым в руке, Люси запомнилось, что она чувствовала страх своих людей, страх могавкских воинов, готовых к смерти и знавших, что их могут убить в любой момент, но вместе с тем она понимала, что эти люди готовы пойти на унижение. Она — женщина — могла себе позволить взобраться на ту машину и что-то хрипло орать солдатам, надеясь, что никто в нее не выстрелит именно потому, что она — женщина. Но если бы на ее месте оказался какой-нибудь задиристый индейский мальчишка, армейский снайпер мог легко его подстрелить. Именно поэтому она тогда и решилась разыграть этот спектакль. В тот момент, когда ее охватили страх и паника, она следовала инстинкту — Люси сосредоточила внимание всех на себе, сняв его тем самым с остальных. Ее план сработал. О ней тогда передали во всех новостях, писали газеты, но гораздо большее значение имело то, что удалось избежать кровопролития, хотя столкновение казалось неизбежным. Сейчас положение было другим, но ей уже доводилось стоять под направленными на нее автоматами, и внутренний голос настойчиво говорил ей, что так надо поступить и теперь.