– Вот только неизвестно, чем заняты сейчас большевистские агенты, которые были на борту у Кироса, – сказал офицер. – Ничего о них не знаю.

– Пусть вас это не беспокоит. С ними вопрос улажен.

После этих слов Навиа, остановившись, пытливо посмотрел на Фалько, благо в этот миг они оказались как раз под лампой в стеклянном колпаке, густо покрытом налетом морской соли.

– Улажен, – бесстрастно повторил Фалько.

Офицер еще посмотрел на него. Потом вздернул бровь:

– Когда мне вас рекомендовали, оказывается, не преувеличивали.

Фалько затянулся напоследок и швырнул окурок за борт.

– Каждый делает, что может.

– Прежде всего, – сказал Кирос, как бы подводя итог долгим размышлениям. – Прежде всего я – моряк.

Это утверждение выглядело неуместным или ненужным. Адресовано оно было Навиа, и тот кивнул. Славно как спелись, подумал Фалько. И решил, что станет невидимкой. Вернее – останется.

Оба капитана, держа фуражки на коленях, сидели в креслах напротив друг друга. В темно-синих форменных тужурках с золотыми галунами на обшлагах: у франкиста – поверх белой сорочки и галстука, у республиканца – поверх тонкого свитера с высоким воротом. За окном по-прежнему царствовали туман и тьма. Керосиновая лампа освещала лица моряков, оставляя в тени тот угол кабинета, где, прислонившись к стене, стоял Фалько. Он уже десять минут стоял так, молча и неподвижно, слушая диалог людей, которым спустя несколько часов предстояла схватка в открытом море.

– Прежде всего, – повторил Кирос.

Голубые глаза смотрели на собеседника с редкостным простодушием. Можно было подумать, что он ждет какого-то одобрения или признания того, что это весомый аргумент в его пользу.

Навиа пошевелился в кресле и упер ладони в подлокотники.

– Полагаю, – ответил он, – что никак иначе вы поступить и не могли.

Кирос энергично и резко двинул сверху вниз лысую загорелую голову. В рыже-седых зарослях бороды мелькнула печальная усмешка.

– Я знал, что вы поймете, – сказал он.

Навиа развел руками:

– Понять – это все, что я могу сделать для вас и для «Маунт-Касл».