- Дай ножницы, быстро! - прикрикнул Петрозванов. - Вон те, на тумбочке.

Ножницы не понадобились, хотя Тамара, будто сомнамбула, послушно выполнила приказ. За дверью сухо процокала автоматная очередь, и следом в палату ввалился спецназовец Ваня. Половина лица вместе с глазом словно залита алой краской. Повинился смущенно:

- Извини, лейтенант, все же подловили... Вижу, на каталке везут больного, чин чином...

- Ничего, - успокоил Петрозванов. - Это первая ласточка. Приноровишься еще...

* * *

Иванцов гордился собой. Без специальных знаний, практически на голом энтузиазме ему удался поразительный научный эксперимент. Может быть, все-таки помогло то, что он сам еще отчасти находился в плену хосписных видений. Во всяком случае новоявленный лидер партии Громякин важно расхаживал по квартире, покрикивая на подвертывающихся под руку Сидоркина и Надин - и разговаривал исключительно в соответствии со своим новым статусом. Сидоркина он принимал за своего пресс-секретаря, Надин за полюбовницу, а к Анатолию Викторовичу относился как к товарищу по борьбе, временно переметнувшемуся в оппозицию. На него было любо-дорого смотреть. Он проделывал и говорил такие вещи, от которых Надин, забыв обо всех своих горестях, заливалась колокольчиком. Правда, перед ней возникла небольшая личная проблема, но она вышла из положения с честью. На все предложения Громякина удалиться с ним в укромный уголок и заняться своими прямыми обязанностями, в ужасе округлив глаза, отвечала, что придется немного потерпеть.

- Почему?! Отвечай, потаскуха! - грозным Громякинским голосом требовал ответа двойник.

- При муже не могу, - пищала и указывала пальцем на хмурого Сидоркина.

- Разве он тебе муж? С каких пор?

- Обвенчались на Красную горку, Владимир Евсеевич.

- Без моего разрешения?

- Вы были в Ираке, Владимир Евсеевич. Он меня хитростью взял.

Двойник оборачивался к Иванцову:

- Что посоветуешь, Толян?

- Потерпи, Володя, - сочувствовал Иванцов. - Скоро другого секретаря сыщем.

- Бред какой-то, - ворчал двойник. - С собственной любовницей нельзя потешиться из-за какого-то говнюка.

Обладая единственной и незамутненной извилиной, он был доверчив, как дитя. Угрожающе взглядывал на Сидоркина, но тот отвечал смиренной улыбкой.

Двух суток не прошло, а представление разыгралось не на шутку: игровой ход внушения придумал будто по наитию Иванцов. Впрочем, какое наитие... Он отталкивался от россиянской действительности, где все призрачно, зыбко, нетвердо и словно понарошку. Сидоркин не одобрял это метод, считал его ненадежным. Ему представлялось, что пожилой ученый должен употребить что-нибудь более основательное из научного арсенала, но результат был налицо. За двое суток из сырого материала возник политик Громякин, мало чем отличающийся от прототипа. Однако ближе к вечеру Иванцов опять завел речь об этической стороне дела. Уведя Сидоркина на кухню, сказал: