Таня обняла ее здоровой рукой, чмокнула в морщинистую щеку.
– Спасибо, бабушка, за приют, за лечение. Не поминайте лихом.
– Очень трогательно, – заметил Суржиков. – Ты, бабуля, моли Бога, что сама цела осталась.
Кузьма Кузьмич притаился в сенцах, за мешками, и когда Суржиков с Таней шли мимо, сзади шарахнул лопатой. Целил точно в черепок оперу, а попал в плечо.
Неувязка понятная. Замах для лопаты в тесноте был ограниченный, да и старческая ножонка в последний миг оскользнулась на какой-то рухляди. От литого плеча Суржикова лопата спружинила, точно от каучука, но все же царапнула ухо железным краем. Подполковник развернулся, узрел в потемках безумный лик неугомонного зэка.
– На кого попер, таракан недобитый?! – спросил с досадой и вмазал кирзовым носком старику в брюхо.
Кузьма Кузьмич жалобно икнул, перегнулся пополам и расстелился в сенцах наподобие вздыбленной половицы. Гордый дух в нем не удержался, вытек из ноздрей, как из худого ниппеля. Только и успел старче напоследок пригрозить:
– Погоди, козел, еще сочтемся!
Через сонную деревню Суржиков и Таня прошагали рядышком, никого не встретив. Хотя, наверное, не один любопытный старушечий взгляд проводил из темных окон подозрительных чужаков. За околицей в чистом поле Суржиков поинтересовался:
– Чего же кавалер тебя бросил? Где он сейчас?
– Ты про кого, дяденька?
– Про Мишу Губина, про кого еще? Помоги взять, живой будешь. Хорошая сделка, а?
Таня улыбнулась, как матери улыбаются дитю несмышленому.
– Чего молчишь, поганка? Чего дыбишься? Погляди, денек-то какой! Благодать! Только жить и радоваться. А тебе-то осталось вон до леска, где машина стоит.
Подумай. Должно же в тебе человеческое сознание проснуться, хоть ты и злодейка. Сдашь бандюгу в руки правосудия, отпущу на все четыре стороны. Честью клянусь!
Крутнул к себе за больное плечо, у Тани лицо помертвело, но была она сейчас так соблазнительна, так хороша собой, что Суржиков на мгновение опешил. Он, пожалуй, таких ярких женщин прежде не видывал.
– Выходит, не хочешь Мишку сдать?
– Тебя как зовут, мужчина?
– Веня Суржиков.
– Так вот, Венечка, Мишу увидишь, передай привет.