– Отвечай на вопрос, – требует он, сжимая мое лицо. Заставляет смотреть в глаза. – Прекращай держать все внутри. Я вижу, как что-то разрывает тебя настолько, что ты транслируешь злость на окружающих. Поделись. Что может быть страшнее того, что ты узнала обо мне?

Я чувствую, как дрожат губы. Лео садится на край кровати, берет меня на руки и усаживает на свои колени, лицом к нему.

Понимаю, что он меня не отпустит, и тихо бормочу:

– Правда о смерти родителей…

– Не понял?

Он крепче сжимает мою талию.

– Виктор сказал… твоя семья имеет отношение к смерти моих родителей.

– И ты поверила?

– Я не знаю, чему верить! – беспомощно стону я. – Ты хоть представляешь, как мне тяжело? Каково слышать такое? А потом еще и Стелла с ее упреками: «Почему не говоришь о родителях, почему отреклась от них?» Боже! Да потому что я сдохну, если выпущу все наружу, если отопру то, что я спрятала за сотней замков! Это больно!

– Конечно, больно, – низким голосом произносит Лео, продолжая держать меня. – Не больно только мертвым. Ты живой человек. И я не хочу, чтобы ты хранила это в себе. Выпусти. Хотя бы свое разочарование во мне. Ты имеешь право меня ненавидеть. И, Эми, я не знаю, что наговорили Виктор и Стелла, но очень хочу узнать, потому что это какая-то манипуляторская хрень.

– Они ничего не сказали толком, – сиплю едва слышно. – Я поняла лишь, что твоя семья связана с убийством моей.

Лео тяжело втягивает носом воздух и прижимается лбом к моему лбу.

– Эми, я как-то говорил, что мы похожи. И это правда. Я никогда не чувствовал родства с кем-либо, кроме тебя. Когда я смотрю на тебя, то все понимаю: любую твою боль, о чем думаешь, как страдаешь… Это и ужасно, и восхитительно одновременно. Я знаю, что такое остаться без семьи. Люди говорят, что понимают тебя, но нет – они не могут понять то, что с ними не происходило, и на каждом вздохе ты остаешься одиноким человеком. Это разлагает изнутри. С виду ты абсолютно нормальный. Такой же, как миллионы других людей. А в глубине души ты тонешь… и с надеждой смотришь на людей, веря, что хоть кто-то заметит, что ты умираешь, но никто не видит… и ты окончательно сдаешься. Захлебываешься на дне мутного озера, где никто не слышит твоего беззвучного крика. Им с поверхности не разглядеть. Но тот, кто тонет рядом, если повезет, заметит и очнется, поймет, что вы оба умираете и надо что-то делать. И он задает себе вопрос: если я вытащу нас на поверхность, я больше не буду один? Возможно, в это озеро я больше не вернусь? Может… стоит попробовать?

Глаза щипает, и я по-детски всхлипываю, прижимаюсь щекой к шее Лео, сглатываю сухим горлом.