Неизлечимая.

Смертельная.

Вирус, который поражает мое тело и вот-вот погубит.

Не в силах смотреть на Макса, я встаю и сажусь на подоконник, припадаю лбом к ледяному стеклу. За окнами завывает ветер.

Мне хочется увидеть Лео и высказать все, что накопилось, обвинить его в том, что он сломал мою жизнь, но ведь… я сама этого хотела… узнать его.

И не только внутренний голос, даже сам Лео твердил мне: «Ты совершаешь ошибку, ты будешь страдать». А я сплела невидимый кокон, заслонилась от всех наставлений. Теперь я обязана сделать то же самое, но наоборот – отгородиться от Лео ментальной стеной, вырезать все, что я к нему чувствую. Сжечь!

Я обвиняла Лео в аморальности, обвиняла в том, что он продал душу за деньги, а сама… тоже продала душу. Но не за деньги. Я сделала это за любовь.

Всхлипывая, рисую узоры на стекле. В окно дышит город. Серые крыши блестят в свете ранних звезд.

Я снимаю с шеи цепочку. Подарок Лео. Открываю окно. Ветер подхватывает мои волосы. По телу бегут мурашки. До пореза сдавливаю в руке кулон, протягиваю дрожащий кулак в окно, понимая, что вместе с этим золотом выбрасываю свое сердце.

Но сколько можно не уважать себя?

Почему я позволяю так с собой поступать?

Чего жду? Что ради меня Лео изменится? Жду, что мы поженимся, нарожаем детей и забудем прошлое как жуткий сон? Сколько еще боли я позволю себе причинить?

Я точно Ассоль, которая ждала принца на корабле с алыми парусами, но вместо принца я жду исправления маньяка, жду, что он все бросит и приплывет ко мне, но если Ассоль суждено дождаться свою любовь, то мне не суждено сделать из чудовища принца.

– Эмилия?

Я едва не кувыркаюсь с подоконника, вмиг оказываюсь у больничной койки.

– Ты очнулся, – скрипящим голосом восклицаю. – Я так рада, что ты жив, так рада!

– Мой отец, – выговаривает Макс. – Жив? Скажи…

Видно, что ему тяжело произносить цельные предложения.

Я молчу, подбирая слова.

– Твой отец… мне очень жаль.