Лаклан издаёт какой-то жалкий смешок и поворачивается, смотря на меня покрасневшими глазами.

— Кажется, мы только что официально заменили твою кличку Говноед. Помойный Гоблин тебе подходит.

— Тем более, он теперь навсегда зелёный, — поддакивает Ларк. Когда я бросаю взгляд в её сторону, она стирает слёзы со щёк тыльной стороной ладони.

— Слушайте, это что, правда навсегда? — спрашиваю я, отдирая чешуйку, приклеенную к щеке. Фионн чешет свою небритую челюсть, наблюдая за мной из-под руки Лаклана. — Она отвалится вообще?

— Ты что, её вытатуировал, дебил?

— Конечно, нет, гений хренов.

— Да успокойся, скорее всего, всё будет нормально.

— «Скорее всего» как-то не очень успокаивает, — говорю я, но Фионн просто пожимает плечам.

— Ну, тебе, скорее всего, придётся подождать, пока клетки кожи не обновятся.

— И долго ждать?

— Пару недель.

— Пару недель?! — повторяю я за ним, а Слоан хохочет где-то рядом.

— Ну, если будешь тереть два раза в день. А так, может, и месяц, — говорит Фионн. Я смотрю на Слоан, но она только головой мотает. Я делаю всё возможное, чтобы выглядеть расстроенным, что, если честно, не так уж и сложно, и иду к своим братьям.

— Срочные обнимашки. Даже помойным гоблинам нужна любовь, — с распростёртыми руками я хватаю своих братьев, и, хотя они протестуют, но обнимают меня в ответ.

— Ты идиот, — шепчет мне Фионн, пока мы прижимаемся лбами.

— А ты — придурок, который ест птичий корм, — заступается Лаклан за меня.

— А ты — вечно задумчивый засранец, — говорю я, он ухмыляется, и в его глазах снова появляется блеск. Я сглатываю, чтобы тоже не заплакать. Кажется, как будто смещённая кость наконец встала на место, как будто я не мог дышать без боли, и вдруг, всё исчезает. И, судя по тому, как братья смотрят на меня, они чувствуют то же самое. — Вы бы не были такими красивыми драконами, как я. Но я всё равно люблю вас.

— Да, — говорит Фионн. — Я тоже.

Лаклан обнимает нас за головы.

— Я тоже вас люблю, мои мальчики. И горжусь вами.