Степаненко чуть не взвился от удивления.
— Как? Какой из меня туберкулезник?!
Врачиха протестующе взмахнула рукой.
— Тихо! Молчать…
Она опять взглянула на дверь, прислушалась, переходя на шепот, заявила:
— Так вот. По дороге один из туберкулезников должен умереть. И это будете вы…
— Я? — переспросил Степаненко.
— Да, вы. Более того, факт смерти уже засвидетельствован, — врач поднялась, причем в ее колене от этого едва слышно щелкнуло сухожилие. Она подошла к сейфу, который стоял у изголовья кушетки, сурово взглянула на Степаненко.
— По образованию я фельдшер. На должности тюремного врача числится Никита Аркадьевич Репьев, один из врачей горбольницы. Я его постоянно замещаю… Вот здесь, — девушка едва прикоснулась пальцами к сейфу, словно он был горячий, — хранятся кое-какие лекарства. Ну знаете, из числа тех, что трудно достать. И кое-что еще… Станьте возле дверей… — вдруг приказала она. В ее руке появился ключ.
Степаненко поднялся, встал там, где она указала. Девушка, орудуя ключом, скороговоркой продолжила:
— Репьев мне всегда доверял. А дня три азад вдруг зачастил сюда, в СИЗО, и ни с сего ни с того попросил отдать от сейфа ключ. Это сразу вызвало у Меня подозрение. К этому времени у меня уже был дубликат. Так, на всякий случай… Я однажды едва не потеряла ключи, но все обошлось… Так вот, когда я открыла дубликатом сейф, то обнаружила вот что.
Девушка достала из сейфа стопку папок с историями болезней, передала одну из них Максиму: — Читай, а я на стреме постою.
Девушка выглянула в коридор.
— Помогите разобраться, — прошептал Степаненко, разглядывая бумаги на Потапова Петра.
— Вот, — Елена указала нужные страницы. — Это протокол судебно-медицинского вскрытия. Видите, на имя Потапова. И подписи все есть.
— Почему я должен вам верить?
Девушка ядовито прошептала, аккуратно водворяя папки на прежнее место в сейф:
— Я тоже не верила вашему московскому другу Евстигнееву, который наседал на меня и днем, и ночью…
— Евстигнееву?! — поразился Степаненко.
— Тише ты! Кроме того, я видела тебя… Вас… Я имею в виду прежде…