— Значит ты, Нев, уже знал, что заразился?

— Чем заразился? — воскликнул Клод.

— Что ж ты ей не сказал? — удивился Клейн.

В камере повисло долгое молчание; на лице Эгри сменялось одно выражение за другим, пока он собирался с мыслями.

— Он был просто еще одним длинноногим Нигером с пухленькими губками, — брякнул он наконец. — Какое мне было до него дело? — Он повернулся к Клоду. — А ты, сука, еще и удрать от меня хотела. Со своим паскудным досрочным освобождением. Я дал тебе…

— Это тебе Хоббс рассказал? — спросил Клейн.

Эгри, едва взглянув на доктора, наотмашь хлестнул его тыльной стороной ладони по лицу. Клейн полетел на пол. Лежать здесь было чудесно, каменные плиты были мягче цыплячьего пуха. Клейн начал проваливаться в бессознательное состояние, под ухом уютно жужжала колыбельная, но и сквозь нее пробивалось виноватое блеяние Эгри:

— Я отдал тебе все, что имел, я отдал тебе все лучшее, пожертвовал ради тебя своей жизнью; я создал тебя, сука, а ты решила отплатить мне, смывшись! Ты даже не поинтересовалась, мать твою…

Клейн уже отрубался: ему казалось, что он находится в набитом клопами мотеле, а за стенкой ссорится какая-то супружеская парочка. Внезапно по ушам резануло пронзительным яростным женским голосом, пробудившим Клейна ото сна почище пистолетного выстрела.

— ТЫ ЗАРАЗИЛ МЕНЯ СПИДОМ, ПИДОР ВОНЮЧИЙ, МАТЬ ТВОЮ-У-У!..

На последнем слове вопль перешел в невообразимый, исполненный ненависти визг, в котором потонул жалобный голос Эгри.

— ТЫ ЗНАЛ! ТЫ ВСЕ ЗНАЛ И ПРИ ЭТОМ ПРОДОЛЖАЛ НАКАЧИВАТЬ МЕНЯ СВОЕЙ ЯДОВИТОЙ СПЕРМОЙ! ПИДОР! ПИДОР!!!

Клейн, схватившись за прутья решетки, неуверенно поднялся на колени. За спиной послышалась возня, скрипение стула, стук и снова исполненный угрызений совести голос Эгри. Клейн обернулся: Нев стоял на коленях, молитвенно сжав перед собой руки. Над ним возвышалась Клодина — определенно Клодина! — со сверкавшими от ярости глазами. В руке она держала направленный в залитое слезами лицо Эгри курносый пистолет.

— Но я же люблю тебя, Клодина!..

Клодина выстрелила три раза подряд в грудь Нева. В замкнутом пространстве звук выстрелов пребольно ударил по барабанным перепонкам. До Клейна долетел запах горелого кордита. И все было кончено. Причем решился на это отнюдь не Клод, как рассчитывал Клейн, а Клодина. Она бросила пистолет на стол и села, глядя в пространство перед собой.

Спустя некоторое время к Клейну вернулся слух, а Клодина заплакала. Клейн прижал ее голову к своей груди.

— Дело-то в том, — всхлипывая, сказала ока, — что это правда: он и в самом деле любил меня. Раньше никто меня не любил!..