Нутро молчало.

Алиса прислушалась к себе и замерла. Неуверенная улыбка задрожала, то проявляясь, то исчезая под тяжестью маски равнодушия йаха. Змея — огромная, жирная змеища, напившаяся досыта и ей, и всем, к чему она прикасалась последние годы — уползала, недовольными зигзагами по снежной пустыни её равнодушия. И она понимала, что перегорела. И равнодушие сменялось упоением свободы.

— Всё возможно, — иначе, смакуя каждое слово, каждый звук катая на языке, произнесла она.

И, неловко, почти неумело улыбнувшись, медленно разжала пальцы на горле старика.

Оглядела зал, где десяток храмовников и инквизиторов, напружинившись, стояли наизготовку, ожидая её малой заминки, чтобы рвать, крушить, метать и умерщвлять. Без жажды крови, без необходимости. Но потому, что так заповедовала вера.

Тряхнула волосами. Нахмурилась.

Отец Сергей, хватая дрожащим дряблым ртом воздуха, смотрел на неё, не отрываясь.

Йахаса вскинула подбородок и громко, дробя на слова, на смыслы, процедила:

— Никто. Больше. Не. Умрёт. Сегодня.

И внимательно осмотрела окружающих — дошло ли? Поняли ли?

Командор Борислав, напружиненный для броска, настороженно распрямлялся. Инквизиторы поднимали руки, ещё готовясь набросить на йахасу невидимые сети. Но она улыбалась — осторожно, едва-едва, словно вслушиваясь в нутро и боясь расплескать случайной радостью то чувство покоя и достатка, которое вдруг появилось внутри. Она смогла преодолеть себя. В миг, когда уже ничто не стояло на пути меж ней и кровью поверженного человека, её остановил не кто-то иной, не что-то чуждое и не собственный разум, а бережность к дорогой жизни. И упоение этой победой, словно свет исходило из тела, словно волна расплёскивалось по стенам зала. Силой и свободой.

А Даниил, рыча кровавой пеной, бросался на невидимую границу густоты.

Она улыбнулась отцу Сергею, убирая руки, и обернулась к другу за миг до разрыва сферы.

— Даня…

Тот рванул пространство, словно ткань — мир дрогнул и с треском йах вылетел из скованного заклятьем воздуха. Упал на четвереньки, отряхиваясь. Грязные брызги с отросших волос полетели в стороны. Вскочил. Измотанный, раненный, уставший, но готовый бежать, рвать, сражаться. Бешено огляделся — кто первый? Ну!

Алиса смотрела с тихой улыбкой, как йах озверело пялиться по сторонам и ждёт нападения. Она уже знала, что атаки не будет. Ощущение стронувшегося неба, зарождённых ветров новых течений, нового мира будил в ней забытые чувства нежности и доверия. Поэтому она могла стоять спиной к командору, снова стискивающему меч. Могла не смотреть на Владыку, способного в любой момент вновь чудесным Словом заставить обоих йахов принять на плечи всё небо над собой.