Так оно и оказалось. Павар не нашел ни одного уцелевшего человека. Он видел, как разгорается правое крыло, и быстро двинулся в левое. Откуда навстречу ему вышли Салах Табрай и Ахмад Рубай.
— В кабинете два трупа, — доложил Салах.
— Так и должно быть. Боевики Исмаила уничтожены.
В коридор вышел Хазани, сменивший пустой «РПГ-7» на «АКМ».
— Похоже, мы сделали дело? — спросил он.
— Да.
— Стоп! А лаборатория?
— Почему агент не сказал о ней?
— Ложись, — крикнул Павар, интуитивно почувствовав опасность.
Бойцы рухнули на пол в тот момент, когда из крайнего правого проема левого административного крыла второго этажа ударил автомат. Пули прошли над головами людей Павара.
Хазани выстрелил в ответ. Боевик, видимо, один из лаборантов, вынужден был укрыться. Тогда Муштак поднялся, сделал несколько шагов и забросил в проем две гранаты.
Взрыв потряс здание. Раздался душераздирающий вопль.
Павар приказал Табраю и Рубаю прикрывать его и Муштака, вести наблюдение за участком перед заводом. Бывшие советские офицеры ворвались в задымленное помещение и разошлись по сторонам. В густом дыму они увидели двух афганцев. Один с разорванным затылком лежал у стеллажа. Второй повис на узком металлическом столе. Его белый халат был распорот осколками. Хазани проверил этого человека. Тот был мертв, о чем лейтенант и сигнализировал командиру группы.
Вопли же продолжали лететь из угла лаборатории. Раненый мужчина орал, не переставая. Это мог быть только специалист-химик, албанец Бегри.
Павар подошел к нему. Бегри сидел в углу и засовывал кишки в разорванный живот. Глаза его вылезали из орбит. В них горели безумие и боль. Рот был открыт. Из него вытекала кровь. Павар выстрелил в голову албанцу.
Хазани подошел к нему и спросил:
— Отмучился?
— Я чего-то не понимаю, Муштак. Почему этот одаренный человек, албанец, пошел в наркобизнес? Со своими мозгами он мог бы лечить людей, делать новые лекарства, но создал эфан.
Муштак вздохнул и проговорил:
— Во всем виноваты деньги, Бакир. Здесь он наверняка зарабатывал очень хорошо. А что ему светило в Албании, на мирном, так сказать, поприще? Трудился бы, сделал бы чудо-препарат против рака, а кто-то из друзей или начальства присвоил бы это изобретение. Либо его вообще не признали бы. А тут ему дали все для работы. Уверен, он не понимал до конца, что делает. Но заслужил смерть и получил ее. Но почему все-таки агент не предупредил нас о лаборатории?