Матвеев успокаивающе улыбнулся.
— Тонь, жив — и хорошо, чего сопли распускать. Домой хочу, обещали через пару дней.
— А за живностью кто смотрит? Соседи?
— Да, Жужику варево носят, он старый уже, почти как я, ему много не нужно.
Дочь, похоже, немного успокоилась.
— А кошку что, не кормят? Или ты её на довольствие не ставил?
— Какую ещё кошку, доча? — удивился Василий Кондратьевич.
— Сидит под дверью, красивая, чёрная. Домашняя — сразу видно. И что любопытно — у неё глаза голубые — я таких ещё не видела.
— Вот новости, прямо модель — по твоему описанию. А Жужик что, уступил ей двор?
— Он к ней даже не подходит, боится.
— Посмотрим, кто такая. Вернусь — разберёмся.
— Ты иди, Тоня. Я правда уже нормально себя чувствую. Говорю же, день-два — и домой. А тут хоть высплюсь вволю…
Антонина ещё долго говорила о чём-то, а Матвеева опять сморил странный сон.
Да и на сон то, что он видел, было мало похоже — будто сидел он совсем один в тёмном кинозале и смотрел на экране кем-то хаотично склеенные куски киноплёнки. Нехорошее это было кино. Он проснулся в холодном поту, с чувством тяжёлой усталости во всём теле. Антонины уже рядом не было — ушла. Хотелось отдохнуть, он закрывал глаза и снова оказывался в тёмном кинозале. В полном одиночестве.
* * *
* * *