А они продолжили движение по пыльной дороге на юг, опять вдвоем на коне Билли. На взлобках впереди клубилась пыль, придорожные акации гнулись и посвистывали на ветру. Ближе к вечеру потемнело, и дождь заплескал по грязи и затарахтел по полям их шляп. Встретили на дороге троих всадников. Лошадки дрянь, упряжь и того хуже. Когда Билли оглянулся, двое из них оглядывались на него.
— А ты бы узнал тех мексиканцев, у которых мы отбили девчонку? — спросил он.
— Не знаю. Не думаю. А ты?
— И я не знаю. Нет, наверное.
Льет дождь. Едут дальше. Через минуту Бойд и говорит:
— А вот они бы нас узнали.
— Н-да… — сказал Билли. — Они бы, пожалуй, узнали.
Втягиваясь в горы, дорога сузилась. Вокруг бесплодная пустыня, поросшая чахлой сосной; редкая и грубая трава на луговинах для поддержания сил коня малопригодна. На крутых подъемах по очереди спешивались, пеший вел коня под уздцы или просто шел рядом. Вечером разбили лагерь в сосняке, причем ночи опять пошли холодные, а когда приехали в город Лас-Барас, не ели уже два дня. Пересекли железную дорогу и поехали вдоль длинных глинобитных пакгаузов с земляными погрузочными платформами; на дверях вывески:
— Ату его, Шутер, — сказал Бойд.
— Да ну, ч-черт… — сказал Билли.
Поели в заведении, которое в этих диковатых краях считалось как бы кафе. Три столика в пустой комнате без обогрева.
— По-моему, на улице теплей, чем здесь, — сказал Билли.
Бойд поглядел в окно на коня, стоящего на улице. Заглянул во внутренние помещения.
— А ты уверен, что здесь вообще открыто?
Через некоторое время из задней комнаты вышла женщина и встала перед ними.