Громким шепотом они рассказывали ему о том, как его брат лежит там с пистолетом под подушкой.

— Tan joven, — говорили они. — Tan valiente. Y peligroso por todo eso. Como el tigre herido en su cueva.[603]

В ответ Билли лишь молча хлопал глазами. Окинул взглядом остывающую прерию на западе, испещренную полосами тени. Слышно было, как среди листвы акаций перекликаются голуби. Рабочие думали, что его брат убил однорукого в перестрелке на улицах городка Бокилья-и-Анексас. Что этот манко вдруг взял и ни с того ни с сего в него пальнул — ну так тем хуже для манко: надо было думать, прежде чем связываться с таким мужественным гюэрито. Они требовали, чтобы Билли рассказал им подробнее. Как гюэрито, лежа в пыли и крови, приподнялся, вытащил пистолет и метким выстрелом сшиб манко с коня, уложив его наповал. Обращаясь к Билли очень уважительно, они просили его рассказать, как получилось, что они с братом отправились сюда наводить справедливость.

Он смотрел на них, переводя глаза с одного на другого. То, что он видел, его глубоко трогало. Водитель и еще двое мужчин, сидевших в кабине, вылезли и тоже встали у заднего борта. Все ждали, что он скажет. В конце концов он объяснил им, что слухи об этом конфликте сильно преувеличены, что его брату всего пятнадцать, так что во всем случившемся виноват он, ибо, будучи старшим братом, должен был лучше заботиться о младшем. Не следовало брать его с собой в чужую страну, где его чуть было не застрелили на улице как собаку. Удивленные столь юным возрастом героя, они в ответ качали головой, повторяя: Quince años. Que gyapo. Que joven tan enforzado.[604] В результате Билли поблагодарил их за заботу о брате и коснулся поля шляпы, после чего все опять сгрудились вокруг него и стали тянуть руки, и он опять пожал руки рабочим, водителю и двоим мужчинам, вышедшим из кабины, а потом развернул коня и, объехав грузовик, направился дальше на юг. Он слышал, как хлопнули сзади дверцы кабины, слышал, как водитель воткнул передачу, и вот уже они, в грохоте и пыли, медленно поплыли мимо. Рабочие, ехавшие в открытом кузове, махали руками, некоторые поснимали шляпы, а один подпрыгнул и, опершись на плечо своего товарища, воздел кверху кулак и выкрикнул: Hay justicia en el mundo.[605] С тем они и исчезли.

Той ночью он проснулся оттого, что земля под ним затрепетала. Он сел и поискал глазами коня. Конь стоял и, подняв голову, озирал пустынный горизонт на западе. Там шел поезд, его бледно-желтый прожектор медленно и неуклонно полз по пустыне, слышался даже отдаленный стук колес, такой странно-механический в этой первозданной глуши. В конце состава светилось маленькое квадратное окошко служебного вагона. Поезд пронесся, оставив за собой повисший над пустыней белесый след дыма пополам с паром из котла, а потом раздался долгий тоскливый вой гудка, прокатившийся по прерии, чтобы все знали: поезд приближается к переезду у Лас-Бараса.