Светлый фон

Печатается по наб. экз. (вырезка из Грж.).

Беловой автограф — ГЛМ, без даты, принадлежал секретарю редакции ГЖ Л. В. Берману, который упоминает стихотворение в статье «Мушка на щеке» (ГЖ, 1915, № 26, 24 июня). Учитывая обстоятельства знакомства Есенина с ним, можно считать, что автограф выполнен не позднее марта 1915 г. Сохранился также сделанный в 1925 г. И. И. Есениным и просмотренный автором список стихотворения (ГЛМ; см. о нем с. 395–396 наст. тома). Стихотворение датируется по наб. экз., где помечено 1914 г.

«Край ты мой заброшенный...»

«Край ты мой заброшенный...»

Р16; газ. «Известия ВЦИК», М., 1918, 22 августа, № 180 (Лит. прил. № 1) Р18; Рус. (корр. отт. Тел.); Р21; И22; Грж.; ОРиР; Б. сит.; И25.

Печатается по наб. экз. (вырезка из Грж.).

Автограф — РГАЛИ, с авторской датой 1914. Автограф по старой орфографии, по ряду палеографических признаков (почерк, бумага, чернила и др.) — парный к автографу стихотворения «Гаснут красные крылья заката...» (см. т. 4). На автографах — авторская пагинация: 1 (на рукописи «Край ты мой заброшенный...»), 5 и 6 (на двух листах второго автографа). Судя по этим пометам, автографы входили в рукопись неизвестного сборника Есенина. Стихотворение датируется по автографу и наб. экз., где оно также помечено 1914 г.

Отрицательно оценил стихотворение Н. Юрский, рецензируя «Лит. приложение» к «Известиям ВЦИК» (журн. «Вестник путей сообщения», М., 1918, № 14/15, с. 37), а П. С. Коган усмотрел в нем доказательство любви Есенина к «убогой Руси с ее однообразной природой» (Кр. новь, 1922, № 3, май, с. 255). К. В. Мочульский приводил стихотворение как пример реализации одного из наиболее характерных для Есенина метафорических рядов: «...быстрыми, всегда неожиданными переходами из одной плоскости образа в другую, — из религии в быт и из быта в религию, поэт пытается снять разделяющую их грань: русский пейзаж становится храмом, убогий и унылый крестьянский быт — богослужением в нем. Подмена живописи иконописью, растворение крестьянского быта в «литургии» определяют собой всю систему образов. Контуры Христова Лика слагаются из линий полей, оврагов, лесов: рисунок, данный Блоком в «Стихах о России», бережно сохраняется Есениным. Он только разрабатывает детали, подчеркивает неуловимые штрихи, нагромождает параллели. Его пейзаж слишком вырисован, перегружен, натуралистичен. Тождество “природа России — богородицын покров” распространяется на все мелочи. Поэт считает себя обязанным каждую березу, каждую поросшую мхом кочку интерпретировать мистически. Приемы чисто словесные: кропотливо записывается “земной” вид: деревня, гумно, поле, но он весь — сквозной: через метафоры просвечивает небо». Приведя, как пример, третью строфу стихотворения, критик продолжает: «Здесь грузный реализм описания заслоняет еще заключенное в нем священнодействие. “Риза” и “окропил” смутно на него намекают. В других стихах эта “литургичность” природы выявляется полнее». Далее приведены примеры из таких стихотворений, как «Запели тесаные дроги...», «О товарищах веселых...», «Алый мрак в небесной черни...», «Покраснела рябина...», «Я пастух, мои палаты...» и др. «Впрочем, мистика Есенина дальше словесного эффекта не идет, — завершает критик. — В его «образности» — нарочитость не искупается пафосом веры. «Церковность» вмещает слишком уж много и ей не доверяешь» (газ. «Звено», Париж, 1923, 3 сентября, № 31).