– Ну, – фыркнул Лис, – я же всё-таки к тебе привязался. Даже взрослые, если к кому-то привязываются, начинают немножко принадлежать. Так что можешь считать, что я у тебя есть.

Тим замялся.

– А вы тогда… можете? Ну, зайти туда? – А тебе не кажется, что меня там съедят? – поинтересовался Лис.

Тим молчал.

– Но… – несмело сказал он, – вы же понимаете.

Всё расколдуется. И войны, наверное, не будет. Вы же – мой самый лучший друг.

– Единственный, я бы сказал, – уточнил Лис.– Ладно. Надеюсь, что если все будет так, как ты говоришь, то наши победят.

– Точно? – с надеждой спросил Тим. – Вы согласны? Лис хмыкнул.

– В конце концов, это всего лишь предсмертный бред. Я же говорил.

Он пошёл по мокрой поляне к дому. Языки смолы зашевелились, словно чуя поживу. Дверь распахнулась шире, ещё более жадно. Темнота внутри сползла на порог, нетерпеливо подрагивая. Дождь хлестал Лиса по мокрой слипшейся шерсти. Он вошёл в черноту и пропал.

Тим сел на землю и закрыл глаза. Он плакал.

А потом он встал, пересёк поляну и вошёл в самый обычный дом – тёплый, сухой и бревенчатый, в котором топилась печка и приятно пахло сухими травами. На столе стояло зеркало.

Лес был праздничным и зелёным, совсем не тёмным. На поляне цвели цветы. Никакого дождя не было.

Всё было хорошо.

Тим упал на колени и страшно, душераздирающе закричал.