Боль чуток отрезвила меня. Я вынул палец и посмотрел на него. У основания пальца, там, где начиналась фаланга, остались красные отметины, следы зубов.
Я глубоко вздохнул и решил возвращаться в общежитие. Светка, наверное, проснулась и ищет меня. Теперь я у нее остался самый близкий родственник.
— Чтоб вас всех, — прошептал я в отчаянии. — Чтоб вас всех на части разорвали.
Я решил пробежаться до общаги, но сумел ускориться только на один квартал. Дальше бежать я не мог. Остановился и пошел медленнее, тяжело дыша. Сердце разрывалось в груди. Так, потихоньку, как старая кляча, я добрался до общаги.
Возле входа двое парней вертелись около девушки, сидевшей на скамейке.
— Ну, как тебя зовут, красавица? — спрашивал один.
Второй хватал ее за руки. Я хотел пройти мимо, потому что не уверен был, что мне надо вмешиваться в этот конфликт. А потом заметил, что эта девушка — Маша, внучка Касдаманова. Что она здесь делает, черт подери?
Я подошел и постучал ближайшего парня по плечу.
— Урыл отсюда, быстро.
Парни обернулись. Сначала взъерошились, но потом поглядели на меня, и, видимо, что-то насторожило их в моем голосе и поведении. Поэтому они резко передумали. Переглянулись и ушли.
— А я и не заметила, как вы появились, — сказала Маша, встав со скамейки. — Я к вам пришла. Примите мои соболезнования, Виктор.
Я кивнул и хрипло спросил:
— Что вы хотели? Егор Дмитриевич знает, что вы здесь?
Девушка покачала головой. Ее глаза, казалось, прожигали меня насквозь. Черт, оказывается у нее такой же взгляд, как у деда, если даже еще не пронзительнее.
— Нет, он не знает. На самом деле, он очень сожалеет, Виктор, что так случилось. И тоже винит себя.
Теперь я покачал головой.
— Ему не в чем винить себя. Виноват только я. И только я.
Взгляд девушки продолжал преследовать меня.
— Нет, он винит себя в том, что не дал вам достаточно брони. Душевной брони, внутренней. Научил, как драться, а как противостоять ударам судьбы, не научил. Вернее, не научил до конца.
О чем это она? Разве существует броня, которая справилась бы с такими ударами?