— Главное — поставить себе цель, чтобы было на что издалека любоваться, — глядя с ближайшего пригорка на железнодорожный апокалипсис, задумчиво произнёс Распутин. — Илларион Михайлович, а вы со взрывчаткой, кажется, переборщили.

— В самый раз, Григорий Ефимович, — зло прищурился сапёр, меняя холодную железнодорожную фуражку на привычную тёплую папаху, — меньше нельзя. Скорость — никакая, отделались бы легким испугом, демоны.

— Ладно, оставим кесарю кесарево. Пора! Нас заждались в Петрограде. Знать не знал, что отсюда до столицы можно добраться по лесозаготовительным узкоколейкам.

— Век живи — век учись!

— Уважаете Сенеку?

— Хороший философ, — коротко ответил Ставский.

— Что закручинились, мой капитан?

— Да денег жалко. Так взять и подарить… Нет, чтобы на хорошее дело пустить, фильм снять добрый, чтобы душа пела, а не эти ужасы, что наша студия выпускает.

— Ищите во всем положительное, Илларион Михайлович, — приобнял штабс-капитана за плечи Распутин.

— И что же хорошего — выбросить миллион на ветер?

— Если у вас нет денег, то разлука с Родиной вам не грозит.

— Логично…

* * *

Тонущая в коротком мартовском вечере железнодорожная станция стряхнула с себя сон, разноголосо загомонила, осветившись огнями переносных фонарей. Замелькали серые офицерские шинели и чёрные куртки железнодорожников. Панические вопли гражданских штафирок причудливо сплелись с короткими отрывистыми военными командами. Вокруг царского вагона в подобие каре сбились, ощетинились штыками конвойцы. Штабные суслики бестолково толкались по перрону и станционным постройкам, хрустели битым стеклом, выкрикивали бестолковые распоряжения и фонтанировали версиями одна глупее другой.

— Немцы прорвали фронт!

— Мятежники захватили шестидюймовки!

— В тендере прятали взрывчатку — сдетонировала!

Рузский, как и положено командующему фронтом, пришёл в себя первым. Не тратя времени на наведение порядка и выяснение причиненного ущерба бывшему самодержцу, он опрометью бросился к станции, птицей влетел в комнату связистов.

— Петроград! Родзянко! Срочно!

— Здравствуйте, Николай Владимирович, — встал со стула скромно сидящий в уголке помещения Батюшин.