Борис, дважды попрощавшись с жизнью за эти короткие минуты, нервно сглотнул, посмотрел на неровную шеренгу дружинников и первым шагнул вперед, стараясь избавиться от гнетущего чувства человека, оказавшегося не вовремя и не там.

* * *

Куроки Тамэмото был разбужен крайне непочтительным образом. Взрывная волна от разорвавшегося фугаса просто сдула генерала с его походной кровати и неплохо приложила о кирпичную стенку единственной капитальной постройки на этом полустанке. Жалобно звякнули остатки посуды. По всем помещениям, мешая дышать, покатились клубы вонючего дыма и пыли.

Из соседней комнаты послышались стоны и надсадный кашель. Очевидно, кому-то из офицеров штаба повезло еще меньше.

– Откуда бьет артиллерия? – придя в себя, озадачил генерал адъютантов. – Максимов перешел в наступление?

Еще один снаряд, упавший рядом с первым, рванул так, что по диагонали толстенной кирпичной кладки змеей пробежала трещина, а с потолка с грохотом упало перекрытие.

«Морские или осадные, – отметил про себя генерал, – не менее шести дюймов… Но, черт возьми, откуда они здесь?!»

– Секан! Обстрел со стороны Харбина! Бьют не меньше двух орудий! – прокричал адъютант сквозь грохот разрывов.

«Как Харбин? Откуда в тылу пушки противника?» – вихрем пронеслось в голове генерала. Хотя… На этой войне он уже перестал удивляться…

– Собрать всех, кто может держать оружие! – отдал команду Куроки. – Всех писарей, обозников, раненых – в строй! Атаковать и привести к молчанию артиллерию противника! Отозвать с передовой часть ударных подразделений!

– Ваше высокопревосходительство, невозможно! Русские неожиданно контратаковали дивизию Нида Тосисукэ. На всей линии соприкосновения идет рукопашный бой!

– Что ж, – скрипнул зубами генерал и исподлобья взглянул на своего начальника штаба, – сражение стало напоминать натянутую струну. Мой приказ о пушках противника в нашем тылу остается без изменений. Берите всех, кого увидите, и отправляйтесь туда. Заставьте их замолчать! А я буду ждать от вас и генерала Тосисукэ добрых известий…

Ждать пришлось недолго. Уже через два часа в расположение штаба англо-японского экспедиционного корпуса прибыл русский парламентер. Ротмистр драгунского нижегородского полка в темно-зеленой форме с малиновыми погонами и околышем был демонстративно вежлив, сух и начал со слов, которые Куроки уже предполагал услышать:

– Простите, генерал, но меня уполномочили сообщить, что ваше положение безнадежно…

* * *

Генерал Тамэмото Куроки был храбрым воином и никогда бы не отдал приказ сложить оружие, даже если бы из дееспособных офицеров в строю остался один. Но он был несамостоятелен в своих решениях, а парламентер держал в руках письмо от сэра Яна Гамильтона, написанное узнаваемым почерком и с личной печатью. Это был больше, чем начальник – кредитор. А сэр Гамильтон, угодивший со своим отрядом в ловушку у Агинского дацана, услышав про невеселые перспективы сражаться в полном окружении, да еще с подкравшимися с тыла шестидюймовками тяжелого бронедивизиона полковника Самедбек Садыхбек оглы Мехмандарова, имел другую точку зрения.