-- Ерунда, -- помолчав ответила она. – Малость. Сам же знаешь.
После Мадлен ушла, а я сидел и смотрел на маленький крест.
Я выкрасил его белой краской, как она хотела и повесил на него табличку, нацарапав на ней:
Вполне закономерно. И правильно. Устроить могилу для нее и для себя. Для тех нас, которые были и которые умерли.
Иногда стоит хоронить свое прошлое.
Тюльпан – интересный продукт слияния. Тощий, почти одиннадцать футов высотой, но выпрямляется он редко, ходит сутулясь, часто скребет передними руками о землю. Они у него тоже тощие, с тремя длинными пальцами.
Эта тварь чем-то напоминает насекомое. Манерой двигаться, блестящим хитином и рыжими волосками, торчащими из суставов. А еще загнутыми шипами на ногах и локтях.
Голова у него похожа на бутон тюльпана, с сотней маленьких паучьих глазок и двумя трубочками-ртами. Горловые пузыри, как у толстоморда – желтые, маслянистые, но это не является его уязвимостью. По сути тюльпаны вообще неуязвимы, если не сбросить на них автомобиль, не выстрелить из пушки или не всадить очередь из крупнокалиберного пулемета.
Все эти пистолеты, автоматы и винтовки для существа после слияния – не более, чем комариный укус.
Я валялся, все еще оглушенный, возле залитой кровью «Секвойи», отстраненно наблюдая, как это создание неспешно приближается. Буквально заставил себя сесть. В голове звенело, укушенную руку жгло огнем.
Бежать не имело смысла. Слишком уж он близко ко мне подобрался. Еще четыре-пять его широких шагов и все.
В такие моменты приходит Мадлен.
Она спит месяцами, но, если долго находиться среди людей или случается серьезная опасность, нам приходиться вместе делать одну простую вещь.
Убивать.