Она была. Находиться рядом с людьми становилось невыносимо. Я уже почти что на пределе от такого количества общения. Но сказал иное.

-- Я кое-кого оставил. Пора возвращаться.

-- А я надеялась позвать тебя к Маунт Митчелл. Там есть несколько отелей, куда в наше время никто не придет.

Я жил на берегу океана больше года и туда тоже мало кто приходил. Но приходил. И это не доставляло никакой радости. Одни проблемы.

-- Безопасных мест нет. Чем быстрее мы это поймем, тем больше будет шансов.

-- И все же там безопаснее, чем здесь.

-- Аппалачи не самое дружелюбное место для пришлых.

-- Ты вырос на севере, Марвин. Здесь юг. В этой части гор менее суровый климат.

Я лишь покачал головой:

-- И все-таки это горы. Может зимой и нет ужасного мороза, но хватит и того, что есть. Высокая влажность, реки, ручьи, заболоченная местность. А когда в декабре ляжет мокрый снег, вы не почувствуете разницу с севером. Зима есть зима. И добыть еду в горах, когда надо шуметь, а зверя искать порой днями, пускай их и развелось в достатке -- тяжело. Лучше отправляйтесь на восток. Равнина и океан прокормят всех.

Она с сожалением хмыкнула и сказала с грустной улыбкой:

-- Жаль, что ты не можешь.

Мне тоже было жаль. Но я понимал, что вместе с ними не стоит ехать. Пожалею. И они тоже. Хотя очень хотелось согласиться.

Одиночество – моя броня, пускай она и довольно ядовита.

17 июля

17 июля

Вечер. Я довольно много проехал и сейчас спрятал машину за Трентоном, в леске, на берегу Френч-Бранч. До Кротана рукой подать, но впереди в небо поднимается столб густого черного дыма, слышны выстрелы.

Я не рискну. К тому же рука, точно свинцом наливается, и я все время потею. Лэрри, по доброте душевной, слишком много всадила в меня вакцины. Эффект у нее совершенно обратный. Чем больше этого яда в крови, тем мне хреновей. Я едва выжил и организм до сих пор борется с последствиями.

Поэтому я все время пью, благо вода перестала вызывать отвращение.

Я выехал ранним утром, и они все вышли провожать меня.