Наверно, тяжело было это рисовать в одиночку — раскачиваясь на огромной высоте в подвесной люльке или балансируя на деревянных мостках, как гимнаст под куполом цирка.

Но Сашка в эту последнюю награду и утешение не верил. Он слышал, что сам храм был восстановлен и освящен еще при Мазаеве и тут проходили литургии ему за здравие. Но тогда потолки были просто побелены, и именно при Богданове-старшем он приобрел свой теперешний вид. Добро и зло, свет и тень, всегда сплетены вместе, и в этом правда такой сложной и одновременно такой простой жизни, в которой проще идти в лобовую атаку, чем рассказать кому-то об утрате.

«Мы вернемся. Мы обязательно вернемся. Я найду деда. Найду Женьку! И все у нас будет хорошо. Заживем, как раньше», — говорил он себе и сам понимал, что лжет.

Ничего, как раньше, уже не будет.

— Ты готов? Не передумаешь? — спросил его Пустырник, когда парень пришел на сбор новосформированного отряда, названия которому еще не придумали, но задачу четко поставили.

Воин и пчеловод уже почти поправился, только иногда немного прихрамывал. Но это, как он сказал, было уже навсегда, потому что бородатый сукин сын повредил ему сухожилие на ноге, когда пытался пырнуть в бок. Раны в корпус оказались не такими уж страшными только потому, что командир мстителей был в тот момент в бронежилете. И все равно крови он потерял много, и неизвестно, выжил бы или нет, если б Данилов быстро не примчал его к своим, где тому оказал помощь врач из Киселевки. Тот самый, который нарубил «зеленых» палачей как дрова.

За эти дни Сашка так насмотрелся на хромых, что уже ничему не удивлялся. Могла ли бабушка Алиса видеть будущее? Или это были лишь бессвязные слова? Он не знал.

Три дня он потратил на то, чтоб съездить в Кузбасс, на могилы — на трофейном ордынском трехколесном мотоцикле. Одну общую на трассе и одну возле санатория. Но, придя туда, ничего не почувствовал, кроме холода. Если что-то и остается, то не там, не в земле.

Сашка… хотя, какой к черту Сашка? Александр видел, что за эти недели его собственное лицо в зеркале изменилось. От подростка с наивной искоркой во взоре не осталось ничего.

А вот дядя Женя остался прежним. Все та же насупленная морда и взгляд с циничным прищуром.

— Готов. Не передумаю, — ответил парень.

У себя дома, в необжитой и без уюта обставлено комнате, Александр взял свои нехитрые пожитки. Мачете повесил на гвоздь на стенку со всем почетом. Вместо него взял нож с ножнами из крокодиловой кожи, который снял с трупа ордынца, зарубленного им на втором этаже Замка, лица которого он даже не запомнил.