И все равно, несмотря на потери в дороге, добыча была огромна. Вдоль всего пути движения Орды и ее караванов делались склады и схроны, куда складывались вещи и ставилась техника, которым они пока не могли найти применения.
Делали свои заначки и тайники и простые бойцы, надеясь потом снова попасть в эти места. Но за утаивание вещей, которые положено было сдать в общий котел, на первый раз били палками, на второй — дробили пальцы прикладом и выгоняли с позором. На верную голодную смерть.
Орда жила, как живой организм — гигантский и вечно голодный кракен из глубин, для которого потеря отсеченного щупальца была не более чем булавочным уколом.
Эпилог. Дорога без конца
Эпилог. Дорога без конца
Любая боль притупляется со временем.
Это как ожог. Когда это только случилось, он думал, что всегда будет так же плохо, так же невыносимо.
Но пришел день, когда Александр смог перечитать записку Киры, которую ему отдал Пустырник вопреки желанию ее братьев — совсем без слёз.
«Я знаю, что ты не простишь меня. Я ухожу не потому, что они сделали со мной плохое. Женщина рождается для этого, как мужчина для тяжелого труда или для войны. Просто я поняла еще лучше, что такое люди. И я не хочу жить среди них. Ни одного дня. Об одном тебя прошу. Не становись таким, как они. Даже если ты убьешь их всех, ты не вернешь ничего и никого. Только себя потеряешь.
Я не могу сказать, что любила тебя. Но из всех, кого я знала, ты самый лучший.
Если можешь, прости».
А внизу, под кровавым отпечатком ладони, занимавшим половину листа, была приписка:
«Жизнь — это боль, и только смерть — конец боли».
Но до самой последней буквы почерк был аккуратным, а строчки ровными. В этом была она вся. Дед Сашки говорил, что когда Кирины родители дали ей имя, ее дед, выходец из уральской коммуны, говорил, что это дурной знак. Мол, так звали героиню повести какой-то писательницы. И с той героиней что-то плохое случилось.
В первые дни даже трофейная водка не помогла забыться, когда он попытался, по совету старших доброхотов. Только встряски, которые давала война, на время притупляли боль. Несколько раз они ездили добивать тех, кто не примкнул к ордынцам, а просто ушел из города с оружием, чтоб вести жизнь «работника ножа и топора». Но за пару недель всех их перестреляли и развешали на столбах.
И вот их военная кампания завершилась. Драться было больше не с кем. И холодные щупальца отчаяния и одиночества все чаще начали забираться в душу Александра Данилова-младшего.
Который нежданно-негаданно вдруг остался единственным мужчиной в своей семье. Он — тот, кто для этой роли меньше всего подходил. Он, который всегда охотнее витал в облаках, чем занимался делами.