— Тут ставь… Не, не так — ближе подвинь. — руководил брат Софроний размещением столика, должного стать престолом, иначе — трапезой, как говорят священники. — Вот так.
— Пойдёт? — подвинув стол так, как указывал монах, спросил того Дуров.
— Да. Вот так правильно. — кивнул Софроний, доставая из батюшкиного рюкзака свёрток, аккуратно обвязанный бичёвкой. — Надо чтобы в центре алтаря стоял. По канонам так.
Развязав бичёвку, Софроний перекрестился, и обвязал ножки стола таким образом, что откуда не смотри, получался крест. Затем, помолившись кратко, накрыл стол платом. Дуров в сторонке смотрел на то, что делает монах, не задавая вопросов. Этих таинств вчерашний атеист, конечно, не понимал — их и верующие-то мало кто знает. Он просто стоял и смотрел, что и как делает Софроний. А Софроний снова полез в чудесный рюкзак старца и извлёк оттуда очередной свёрток — поменьше. Аккуратно расправив ткань, брат Софроний сложил её вчетверо, и, поцеловав, благоговейно разместил на трапезе. При этом Дуров рассмотрел, что плат шёлковый этот стар и потёрт, чуть ли не до дыр, и тот рисунок, что был на нём когда-то, уже и не разобрать. Заметив удивлённый взгляд Дурова, Софроний пояснил:
— Антиминс батюшкин. Он един у него, всю жизнь с ним. Это знак того, что священник имеет право совершать Литургию…
— А ты имеешь такое право, Софроний? — вдруг спросил его майор.
— Я?! Что ты; я — нет! — отмахнулся от него, словно услышал непристойность, монах. — Куда мне?! Я простой монах, вот одна радость — батюшке сослужить…
— Простой — да не простой. Ты вон при каком человеке…
— Так то ни моя заслуга. Батюшка всё, дай ему Бог здоровья…
— Ты мне вот что скажи, брат Софроний. Это вот всё, — обведя взглядом стены, спросил Дуров. — это вот всё… ты вообще разбираешься, что это? Что тут написано? Знаки, цифры?!
Софроний огладил рукой свою жидкую бородёнку и усы.
— Если честно — мало что. Одно скажу: это симбиоз древнего церковно-славянского и византийского языков. Похож он на греческий, но всё же много и отличий. — подумав, начал Софроний. — Отче вместе с отцом Тихоном — настоятелем нашим — не одну ночь потратили, разбираясь. А отче Тихон — в старых языках дока; было время — читал в Академии даже. И то — не враз… А мне куда? Я пришлый; ни семинарии, ни Академии боле того, не оканчивал. Я и по церковно-слаявнски-то — с трудом, а тут…
— Вон видишь цифры? — указал пальцем на стену Дуров.
— Которые? Их тут как звёзд…
— Вон те. Обведены которые.
— А. Вижу. Но ничего не скажу… Вот отец Зосима возьмётся, и тогда…
— Я тебе скажу. — положил руку на плечо монаха майор. — Не даром обвёл их Евгенич! Гляди, сколько всего понаписал он тут! Но ничего нигде не обвёл — а эти обвёл. Как считаешь, отчего?!