— Алексей, вы тут? Это Софроний; откройте немедленно!
В ответ — тишина, но за запертой дверью брат Софроний услышал сдавленные рыдания — крик страждущей души Алексея Дурова, и тогда он застучал в дверь с удвоенной силой.
— Откройте же! Я знаю, что вы там! Старец зовёт вас; нам нужна ваша помощь!
Дуров открыл не сразу, а когда открыл, Софроний отшатнулся. Лицо майора и так было не медийным — загробные косметологи постарались над ним на славу, душевные же копания и явивший себя страх Божий добавили ему ещё больше «шарма».
— Он жив?! — сбрасывая со щеки слезу, удивился Дуров. — Я был уверен….
— Жив! Жив! — перебил его монах. — Господь явил чудо. Он зовёт вас. Без вас нам — никак.
— Без меня всем лучше. — пробормотал Дуров под нос, но, заперев дверь, сунул ключи в карман. — Пошли. Мне тоже без вас никак теперь…
Войдя в комнату, Дуров принялся втягивать носом воздух. Это первое, что он сделал, а затем, увидев отца Зосиму, коленопреклонённого перед телом своего бывшего командира, бросился к нему, схватив за руку и имея намерение целовать: то, что священникам целуют руки, он видел когда-то по телевизору. Однако отец Зосима отстранил его, указав на тело Снедалина.
— Его руку целуй. Я-то что… Он угодник Божий.
Дуров удивлённо замер перед ним.
— Отче, что мне делать?! Как быть? Нет человека хуже меня… — запричитал Дуров.
— Позже поговорим, Алексей, и не тут, пред телом угодника. — перекрестил голову майора старец. — Ведаю, ведаю мытарства твои, но пока — не время. Более насущное перед нами, вот. Ему благоугодить — самое важное теперь. Я-то немощен, а вот вы двое — берите тело угодника, бережно, и несите в банную комнату.
— Зачем? — удивился Дуров.
— Омоем его. Или ты согласен с тем, что тело его, человека, спасшего душу твою, должно пребывать и впредь в подобном неблагопристойном виде?
— Нет. — закрутил головой майор.
— Вот и бери тогда. — указал пальцем на тело отец Зосима.
Бережно взяв тело Снедалина, источавшее удивительное благоухание, Софроний и Дуров аккуратно понесли его в душевую. Там, раздев его, положили на лавку и приступили. Тело Снедалина омыли, а затем Дуров, стараясь сдерживать слёзы, сбрил его свялявшиеся патлы с лица и как мог, подстриг волосы. Всё это время отец Зосима читал посмертное правило, и когда Алексей вернулся с комплектом чистой формы, помог одеть его. Снедалин лежал перед ними чистый и аккуратный, и Дуров, издав какой-то писк, махнул рукой и выбежал из душевой.
— Просыпается человек… — изрёк старец, проводив его взглядом.
Тело Снедалина положили на кушетку в одной из комнат, которую раньше занимал кто-то из офицеров. Молча собрались за столом, поели консервы, даже не разогревая банок. Откушав, майор было встал, но старец осадил его: