Гранада знаками показывает: «Давай я первый». Этого ещё не хватало! Стас отбросил сомнения, словно окурок растёр подошвой ботинка: надо привыкать жить в реальности, в которой всё сложнее и запутанее, чем даже на войне.

Раз, два, три, марш! Они врываются в подъезд и мимо дверей лифта взлетают по лестнице сразу на третий этаж, попутно держа на прицеле каждый метр впереди. Здесь короткая остановка. Стас бросает контрольный взгляд через левое плечо: глаза напарника странно светятся в темноте, будто отливая серебром. «С ним что-то не так» — фоном мелькает машинальная мысль в голове, но развивать её некогда.

В каких-то десяти метрах над головой, на следующем лестничном пролёте, послышался звук, который можно было принять за осторожные крадущиеся шаги. Мерещится то хруст мелких камешков под чьими-то осторожными ногами, то зловещий шёпот, который он уже слышал прошлой ночью…

Есть несколько секунд, пока хаос ближнего боя ещё не начался; они оба прижимаются к стене, плечо товарища находятся так близко, что Стас слышит его прерывистое дыхание; приходит осознание собственной уязвимости, зависимости от другого, нелепости, кайфа этого момента. И предвкушение огромной радости — правая рука Стаса скользнула в карман и нащупала ключ от родной квартиры, неужели через пять минут он сможет обнять жену и дочь! Сердце колотится. Руки крепко сжимают оружие. Без слов едва уловимыми знаками они подбадривают себя. Весь остальной мир куда-то проваливается. Кто знает, что там надвигается на них. Но просто стоять и ждать не для них. Они нападут первым, молниеносно, чтобы застать врага врасплох.

Но неожиданно всё смолкает. Если наверху кто-то и был, то ему удалось каким-то непостижимым образом испариться, затаиться в укромном уголке. Хотя вряд ли это получится, ибо в родном подъезде Стасу знаком каждый уголок, здесь он может ориентироваться даже с закрытыми глазами. За каждой дверью живут люди, которых он знает много лет, многие ему почти что родня… Трудно приучить себя к мысли, что в этом городе не осталось больше ни одной двери, которую можно открыть чувством абсолютного доверия и спокойствия…

Но вот снова вернулось мерзкое жжение внутри и с ним чувство неосознанной тревоги. Быстро преодолевая последние пролёты, Легат болезненно ловил малейшие звуки непоправимой беды. Его правая рука вмиг стала мокрой от пота, а ребристая рукоятка автомата до боли впечаталась в ладонь. Неужели ты профукал своих девок, старый дуралей?

На подходе к квартире он погасил фонарик, несколько раз моргнул веками, окончательно привыкая к темноте. Так. А вот и лестничная площадка родного этажа.