Бригадир выругался на старика, но поспешил уйти, словно опасался связываться с полоумным. Зато люди у костра дружно приняли сторону поэта, ему даже освободили персональное место поближе к огню и налили полную чашку горячего чаю. Сборщика дани тут недолюбливали и всем понравилось, как старикан-интеллигент его умыл. Похоже поэту даже светило быть на ближайшую ночь принятым в семью. Хотя чужакам редко теперь бывают рады, но сегодня определённо всем скитающимся везёт, так думал Вас Вас, пока не появились крепкие парни с повадками бандитов.
Глава 109
Глава 109
Бутырская тюрьма
Бутырская тюрьма Бутырская тюрьмаКакое-то время Легату предстояло провести в отдельной камере вместе с дочерью — таково было условие, на котором им с Оксаной позволили остаться. Стас постоянно думал об обещании, которое дал тюремному доктору: он сам должен будет убить дочь, если увидит, что она заражена. Что ж, он сделает это, а потом покончит с собой, потому что жить дальше не будет иметь никакого смысла.
Их с дочерью привели в знакомый Стасу тюремный блок. Стоило Легату появиться тут, как из-за третьей слева железной двери зазвучали голоса бывших сокамерников из привилегированной камеры, где он когда-то провёл несколько суток. Оказывается бытовиков уже второй день вообще не кормят и не выводят из камеры.
— Мы ждали вас, уважаемый! — почтительно обращались к нему исстрадавшиеся сидельцы. — Вы наша последняя надежда.
Стас попросил сопровождающего конвоира обождать, чтобы выслушать всех.
— Старика помните? — говорили ему. — Бухгалтера из театра. Так он этой ночью умер, потому что не получил лекарство. Он был инсулинозависимый диабетик.
— О нас просто забыли! — в отчаянии воскликнул кто-то ещё из бывших сокамерников. — Труп старика никто не собирается забирать в морг.
— Передайте, пожалуйста, здешним начальникам, — очень просили Легата ожидающие суда дельцы и чиновники, — что если у них возникли проблемы с продуктами для нас, то мы сами за них заплатим, хорошо заплатим! Здесь большинство сидят солидные состоятельные люди.
— Давай в камеру! — поторопил Стаса конвоир. Люди за железной дверью перешли на отчаянный крик, торопясь высказать ему всё. И Стас не держал на них обиду за то, что когда-то сокамерники открестились от него в угоду Гарику Маленькому, но и обнадёжить их не мог, ибо собственное будущее было для него под большим вопросом.
— Ты голодна? — повернулся к дочери мужчина, когда за ними закрылась дверь одиночной камеры.
— Я соскучилась по мамочке, — зевая и устало хлопая слипающимися глазками, прохныкала девочка.