Я киваю.

– Да, пожалуйста.

Я заметила за доктором Джонс одну вещь: она одержима желанием все контролировать. Когда она контролирует ситуацию, она добивается всего, что задумала. Но когда она смотрит на наш козырь, я вижу, что ее решимость начинает таять. Она нервно облизывает губы, приоткрывает папку, и, когда видит, что там внутри, ее лицо становится совершенно белым.

– Вы могли бы описать, что видите, для записи, доктор Джонс?

У нее под глазом дергается мышца. Я буквально вижу, как крутятся у нее в голове шестеренки.

– Я вижу фотографию моего брата, он ведет машину. Рядом с ним моя племянница. Это фотография с камеры отслеживания скорости.

– А дата и время? – спрашиваю я.

– Четвертое апреля, четыре тридцать два.

– В машине есть кто-нибудь еще?

Еще раз дернулась мышца под глазом. Я вижу, как приоткрытый воротник ее блузки время от времени вздрагивает от ударов ее сердца.

– С ракурса, с которого сделан снимок, никого больше не видно.

– Эта фотография была сделана на М3 в тот день, когда, по вашим словам, ваш сын должен был уехать в Корнуолл. Но, судя по этой фотографии, Зака в машине не было. Почему же?

По ее нижней губе пробегает кончик розового языка.

– Не знаю, что вам сказать. Мой сын в Корнуолле. Это точно тот самый день?

– Вы сами видите, какая здесь дата и какое время. Ваш брат живет в Лондоне, верно?

– Да…

– И он поехал из Лондона в Рэдвуд, забрал вашего сына, и они отправились в Корнуолл, так?

– Да…

– Ну тогда странно, что ваш брат едет по М3 в Корнуолл без него.

Я вижу в ее глазах панику. Ее история рассыпается на куски; она смотрит на фотографию, пристально ее изучая. Ни одна любящая мать не стала бы врать насчет исчезновения сына. Просмотрев записи с камер, я абсолютно уверена: с Заком Джонсом что-то случилось, а его мать упорно хочет сохранить это в секрете.