– Это же еда! Ты зачем так? – Цом хотел поднять добычу, но Тимая не позволила ему.
– У нас есть намного лучше. Идём, это тебе уже не нужно. – Она взяла юношу за руку, чтобы увести, а он обернулся к раненому.
– А как же он?
– Он всё равно не жилец. Пойдём, поедим, наконец, по-человечески. У костра, а после отоспимся под крышей и со стенами, без ветра…
Цом снова обернулся, Гомр, как его назвали, продолжал смотреть на него таким же глазом, в котором отражалась вся обида, боль, ненависть… Смотрел так, словно ненавидел за всю деревню разом, словно именно в юноше видел главного врага, весь Культ Первых и других злодеев. Изредка он кряхтел, вероятно, его ещё можно было спасти, но Тимая крепко держала слугу регента за руку, вела за собой, и юноша подчинялся. Не потому что в самом деле хотел этого.
Более всего теперь Цом опасался сорваться среди культистов, что-то не так сделать или сказать, показаться их врагом, а не союзником. Ошибиться и выдать себя.
Гомр, который, как после выяснилось, скорее всего был старостой деревни, очень походил на отца Цома и чем-то напоминал его самого, впечатление сложилось не только из-за внешнего вида, но и после посещения его дома.
В какой-то момент бывший крестьянин представил себя в разграбленной деревне. Он подумал, что, не отправься в столицу, нашёл бы своё жилище в скором времени превратившимся бы во что-то похожее на увиденное. Невольно пришла мысль – Цом вполне мог стать старостой, возможно даже самым молодым за всё время.
Может быть, юноше просто хотелось в это верить и представлять себя в должности старосты, тоже с пониманием и теплотой относящегося к голодным юнцам и детям. Почему-то в голове Цома вертелась мысль о том, что если бы его жизнь сложилась иначе, то культисты могли в один прекрасный день пройти через его деревню с каким-то другим слугой регента, назначенным помощником в делах правителя. Умирающий Гомр пугал Цома в том числе и тем, что его собственная судьба могла оборваться так же. Сложись всё иначе, так, как могло, как должно было, именно юноша сейчас бы мучительно умирал в амбаре.
Цом видел несколько тел, пока Тимая решительно вела его за собой. Кажется, среди мертвецов встречались и дети – их культисты убивали так же легко, как и взрослых. Верующие в Первых были жестокими, они говорили о несправедливости лордов и мечтали изменить мир, но сами творили ещё больше зла, чем ненавистная им знать. Они переживали о судьбе простолюдинов, но убивали крестьян, грабили их и забирали, что хотели. При этом не раскаиваясь. Вера оправдывала их, ведь люди ставили перед собой великую цель. Только можно ли после такого называть их людьми?