– Может теперь этот город станет другим?

– Может. Но уже без меня. Мать заберу и уеду.

– Куда уедете?

– В Москву, поближе к тебе, – улыбается и смыкает мои ладони у себя на поясе. – Не против такого соседства?

– У моего дома шалаш поставишь? – пытаюсь шутить. – Давай только на два входа, неприлично молодой паре жить с родителями.

– Так и быть маме отдельный шалаш поставлю. У конца леса, где начинается озеро, дом видишь?

Я вижу там, где он показывает высокий особняк точно не меньше, чем у Кибановых. Киваю.

– Мой. В наследство от отца достался. Уже девять лет пустует. Мать отказалась в нём жить после случившегося, переехала в свой девичий. А я отказался его продавать. Уже даже не знаю почему, хотел память сохранить. Это как надгробие.

– В нём всё произошло?

– Да. Теперь продам его. На две квартиры точно хватит.

– Ну вот, я только на шалаш настроилась, а тут опять дома, квартиры какие-то…

– Ну шалаш, так шалаш.

Сгребает меня в охапку и несёт… в шалаш!

– Лебедев, какого чёрта ты делаешь?!

– А на что это похоже? – роняет меня на настил из сухой травы и расстёгивает пуговицу на блузке.

– Не здесь, не сейчас же! – пытаюсь застегнуть пуговицу обратно.

– Боишься меня?

Ловлю себя на том, что так и есть. Во мне всё перемешалось. Стресс, адреналин, сексуальный голод… и страх, из-за воспоминаний нашей последней близости.

– Есть немного.

– Тогда сама, – присаживается возле меня, опуская руки на колени. – Как хочешь, когда захочешь, если захочешь.